Это было в далеком прошлом. Время текло вяло. События случались редко, но зато стремительно множились впечатления людей от разнообразных свойств природы. Первобытные народы в своих норах робко знакомились с огнем, трогали воду, изумлялись громам, молниям, вулканам, трясениям земли. А между размышлениями о природе вещей они извлекали хозяйственную и военную пользу из ядовитых растений и учились свежевать тушу мамонта, работая уже не только зубами, но и головой. Более продвинутые - организованными легионами фланировали по будущей Европе, постреливая в диковатых варваров горящей смолой из арбалетов. В Аравийской пустыне маялись на верблюжьих горбах дурные от жары бедуины, отгоняя соседей от колодцев с водой. А египтяне сооружали пирамиды, радуясь своим архитектурным удачам и мастерству по части изготовления женской косметики и мумифицирования усопших родственников.

В общем, открывали мир, тыкались в разные явления и, само собой, язычествовали. Религия была платной и, как в любом платном секторе, - профессиональной и чуткой к потребностям народа. Пытливости малокультурных народов не было границ, и каждый вопрос "Что есть это и где его достать?" рождал очередного бога, который учреждался над этим ресурсом начальником и устанавливал размеры подати за снабжение подведомственным продуктом. С оплатой проблем не было. В то богатое время, когда золотом и серебром расплачивались даже на рынке, люди легко могли себе позволить содержать такой раздутый штат богов.

Но любая полоса заканчивается. Пришел конец и язычеству. Над землей был теплый летний вечер, народ расслаблялся после трудов праведных, то тут, то там вились струйки дыма с запахом жертвенного мяса - время трапезы для богов и людей,- как вдруг разверзлись хляби небесные, грянул оглушительный гром и раздался крик, напоминающий вопль раненого вепря, но во сто крат сильнее. И не успели оглушенные и контуженные децибелами отдыхающие опомниться, как на них обрушился сокрушительной силы поток воды, который мгновенно затопил всю пла-нету, оставив качаться на волнах лишь сиротливый ковчег, куда успели перебраться наиболее проворные парочки - по одной от каждого вида твари.

Долго и с растущей болью в сердце взирал Создатель на кощунствующее язычество, которое, раздавая направо и налево поклоны с подарками, даже не заикнулось отметить главного архитектора, соорудившего этот театр народного гуляния. И не вытерпел Владыка небесный, выплеснул свою обиду на окружающих, которая и обернулась Всемирным Потопом.

Потерзав сто дней и сто ночей суденышко с остатками флоры и фауны, Творец смягчился, образовал под ковчегом земную твердь, выпустил пассажиров на волю и, не полагаясь более на их сообразительность, заявил, что земля, вода и все, что на ней и в недрах, - его рук дело, а следовательно, командовать парадом будет он и никто другой. А всю эту шелуху, которая в нарушение авторских прав узурпировала его функции, он отныне, и "присно, и во веки веков" упраздняет. И повелел парочкам размножаться и заселять выделенные сухие участки.

"Ну что ж, упраздняет, так упраздняет, - подумала новая историческая общность. - Как ни крути, а кланяться одному богу и для спины легче, ну а если совсем по-честному, то одного бога содержать дешевле, чем целую кодлу. Да и жалко старичка. Коли он автор земного проекта, ему и карты в руки. Пусть его над нами верховодит и свой эксперимент дальше развивает, а мы, махонькие зверушки, будем под его дудку танцевать. А решит он над нами какой-никакой трюк учинить - так тому и быть. Пущай на нас, пресмыкающихся, производит свои научные опыты, строит теории, выкладывает гипотезы, а мы ему в этом деле поспособствуем. Тем более что за былую неблагодарность надо хоть какое-то наказание понести".

И воцарился на земле новый Божий порядок. Укрупнилось небесное царство, подвинулось ближе к земле, чтобы впредь от народа не отдаляться, а то Бог его знает, что еще учудят без глазу-то! А для удобства внешних сношений учредил Господь институт ангелов, которые шустрили по миру, разнося слово Божье, ну а заодно выведывали у народа разные настроения, о которых сиюминутно докладали Владыке. А люди к новому над собой режиму быстро притерлись и уже обращались к одному Царю небесному. Ему подставляли спину для наказания, ему же и все подарки несли.

Не был в курсе лишь Федот. Жил он от центральных мест далече, в глубокой Сибири, в деревне Гадюкино. Газет не читал, радио не слушал, а сидел в своей избе, чаи гонял, топил баньку, пил бражку и сопел в усы. И невдомек было ему, какая нынче власть за окном. Так получилось, что эту тьмутаракань ни языческие боги, ни Верховный Владыка не заметили. Даже потоп туда не добрался. В деревне этой все давно повымерли, никаких преданий не оставив, и Федя жил там один. И ни про каких богов - ни больших, ни малых - не знал. А коль скоро по темноте своей он им не кланялся, подношений не делал, то и ходил вечно голодный, бесконечно мерз, да и с водой тоже перебои случались. Питался чем попало. Бывало, три дня ничего не ест, а на четвертый из земли гнилую картошку вызволит или падалицу какую подберет под деревом - и вроде сытый. Этим и пробавлялся. Ходил грязный, с нечищеными ногтями. Когда трезвый был - ругался на чем свет стоит, а пьяным ложился прямо на бревна без всякого подстилу, где и засыпал в самом непристойном виде.

Как-то забрел в эту глухомань один из Божьих соглядатаев - ангел Гавриил. Увидел деревушку, пьяного Федота на полу и тут же отстукал Владыке депешу, что, дескать, живет в Гадюкине такой Федот-удалец, полная оторва, и надо б его, темноту, вразумить, мыслительный анархизм устранить, а самого приструнить, дабы на своей шкуре почувствовал, кто теперь у нас хозяин.

Ну, Бог, понятно, спохватился, - мол, проглядел эту деревушку, а ангелу Гавриилу за его бдительность титул Архангела пожаловал.

Вызвал его к себе и произнес:

- Ты, Гаврила, молоток, что эту деревню углядел. За это я те-бя отметил, так что считай - похвалил. А Федота-молодца ты покуда на себя возьми. Приведи его в Божеский вид, а там посмотрим, что он за птица. Может, и осознает своим умишком, что к чему, и правильные выводы сделает. Но как же это я, старый, деревушку-то просмотрел?! Да теперь уж поздно. Еще раз потоп устраивать ради одного Федота - только зря воду переводить. Да и какой на нем грех-то? Он ведь, если подумать, хотя меня и не славословил, но и самозванцам языческим тоже не кланялся. Поэтому ты его образуй по-деликатному, без насилия. Однако много над ним не мудрствуй и не кипятись понапрасну. Ты, Гаврила, хотя и самый способный у нас, однако характер, сам знаешь, у тебя не ангельский. Век помнить буду, как ты лишил речи Захарию, когда тот усомнился в твоей благовести, что будет отцом Иоанна-крестителя. Только не надо вот этих ухмылок. Да, я тоже не подарок. Сам понимаю, что с Потопом перегнул. Надо было бы с ними по-человечески сначала потолковать, а я их сразу водой окатил. Короче, хватит нам с тобой грешить самодеятельностью. Давай все по науке. Времени у меня в обрез, поэтому Федота будешь врачевать сам, но строго по плану. Начнешь с души, чтоб устыдился образа жизни своего и понял, что живет во грехе. Думаю, что душой и закончишь. Потому как телесная опрятность и здоровый образ жизни к здоровому духу сами приложатся. А уже под занавес, когда полное разумение наступит и он глаза свои просветленные на небо устремит, там уже и я ему нарисуюсь. В общем, Бог тебе в помощь. Действуй. Докладать будешь ежеквартально.

А Федот, пока вся эта конференция вокруг него длилась, цедил своими усищами крутой кипяток, укладывался спать на голый пол, выкапывал картофельные очистки и материл худую крышу, которую, по причине хронической неустойчивости в ногах, руки не доходили залатать.

Как-то в сырую осеннюю ночь незадолго до первого Покрова сидел Федот на сеновале и задумчиво почесывал грудь. Вдруг чувствует - легкий зуд на затылке, будто комарик его покусывает. Потер затылок, но зуд не прошел, а только в другое место одним махом перескочил. Хлопнул он себя по башке, а зуд вниз к шее перебрался и давай оттуда его дразнить, а потом под рубаху ушел. Стал Федя себя нещадно по телу лупить, да только чесотка не унималась и от ударов ловко уходила. "Что за ерунда такая, ядрена вошь!" - и только произнес он эти слова, как из-под рубахи тонюсенький писк раздался. Алкогольный Федотов туман как рукой сняло. Вскочил он на лавку, рванул рубаху, осмотрел свою волосатую грудь и видит - манюсенькая точечка на волосишке висит и внимательно на него смотрит. Отловил он точку пальцем, пригляделся - вошь. Только хотел он эту назойливость к ногтю прижать, как вдруг опять писк:

- Не торопись, молодец, меня к ногтю-то... авось тебе пригожусь.

Федот вроде и не удивился, что вошь с ним по-человечески заговорила. Всяко бывает с бражьего дурману. А та продолжала:

- Давно я за тобой наблюдаю, Федечка, и вот что тебе скажу. Типичный ты анархист. Нет в тебе никакого законопослушания. Вот ты взял и меня без разбирательства, без суда хотел ногтем жизни лишить. Кто тебе такое право выдал, чтоб распоряжаться моей судьбой? А ведь я не простая вошь, а Ядрена Вошь. Чуешь разницу? Сколько раз меня звал, ты вспомни, Федот. Сколько раз всуе меня поминал, а вона я сама к тебе и пришла. Отозвалась, приперлась бог знает откуда, а ты меня ногтем встречаешь. Урод ты после этого, вот кто. Надо и вправду над тобой дозор учредить.

Встряхнул Федот башкой, ковырнул пальцем в ухе, почесал в глазу, в другом, но Вошь никуда не делась, а наоборот, соскочила с ногтя, села на краешек его уса и изготовилась продолжать свое выступление.

Решил Федот, что опасно болен, глотнул из стакану остатки мутной браги и побежал топить баньку. А когда отпарился, отшлепался веничком и полуугоревший растянулся на лавке, обратно писк услышал:

- И не мечтай, Федь, не сковырнешь. Чуть не упарил. Слава богу, усы твои спасли. Кстати, усы оценила. Знатные они у тебя, длиннющие, вразмет-вразлет, аки крылы у птахи, и адски густые. В них, как в крепости, и укрылась от банного жару. А то бы мне кранты. Ну а теперь, когда ты протрезвел и, похоже, смекнул, что я тебе не привиделась, слушай в оба. Ежели что, я, конечно, могу и уйти, хотя и сам звал (в голосе Воши зазвучала обида), - но лучше было бы нам сдружиться. Давай-ка мы с тобой образуем симбиоз. Грубо говоря, с пользой друг для друга сожительствовать станем. Я тебе ценный совет давать буду, по жизни ориентировать, а ты мне - крышу. Оченно мне твое покрытие глянулось. Парень ты, и то сказать, волосистый, усы уже отметила, грудь у тебя, что лес густой, а поверх башки (внутри, правда, тоже) - такая лесная дремучесть, что аж мурашки от счастия по коже бегут. Короче, твоя жилплощадь меня вполне устраивает. Мне на тебе просторно, как в пампасах будет, ну, по-нашему, как в степи. Так что давай дружиться, но больше так с банькой не шуткуй. А то, в самом деле, чуть не загубил невинную душу.

Видит Федя, непохоже, чтоб такое почудилось. Тем более что Вошь грамотные непонятные слова употребляет, какие даже в самом пьяном воображении ему бы никогда в голову не залезли.

Выдержал Федя паузу, а потом сплюнул на все и подал голос:

- Ладно, Ядрена Вошь. Когда такой расклад - поживем с тобой. Удивила ты меня, правду сказать. Я сначала на бражку подумал, потом на лавочку, об которую третьего дня виском ударился, но по твоим культурным разговорам вижу, что ты есть самая натуральная реальность, потому как я таких слов даже в самой белой горячке не произнесу. А коли так, давай дружиться. Только пользы в тебе я вроде бы не вижу. Ну да ладно, поживем - поглядим. Только, чур, не щекотать. Я щекотки с детства не терплю.

Хлопнули по рукам и зажили вместе. Вошь и впрямь к делу пришлась. Очень политически грамотная оказалась и даже Федю аглицкому немного обучила, который подслушала в волосах у одного британского купца, торговавшего лес в Сибири. Ну и научила, чтобы не чесал в носу на людях и не спал на голых бревнах. А вечером они гоняли чаи: Федька крутой кипяток усами цедил, а Ядрена Вошь на его мохнатой груди капельки пота слизывала и соленым волосом зажевывала. И интересные разговоры у них получались про то про се. Вошь на редкость образованной оказалась, а через эту ее образованность и ласку (особенно, когда она его в паху почесывала) Федот потихонечку в нее влюбляться стал. Одним словом, закрутилась у них сладкая карусель, и крутилась она до тех пор, пока не совершил посадку неподалеку от их дома архангел Гавриил, командированный в Гадюкино проводить над Федотом Богоугодную работу.

Надо сказать, что Гавриил заднюю мысль имел, чтобы побыстрее с Федотом закончить и обратно наверх податься. От здешней сырости у него старый ревматизм разыгрался. Но делать нечего, надо было высокое доверие и архангельские погоны отрабатывать. Решил, как и было указано, начать с души, а дальше - по обстановке. Даст Бог, на душе и закруглится это дело.

***

И принялся архангел напускать на Федота свою науку, чтобы тот от своей бесшабашности и мыслительной анархии поскорее угрызения испытал и устыдился грехов своих. Однако с первых же дней стало ясно, что быстро не управиться. Вся закавыка была в том, что Федот большую часть времени мертвецки пьяный был, а в промежутках спал, с Вошью чаевничал или любовь крутил. Так что приходилось для просветительства редкие часы выкраивать, пока Федот в памяти был, а Вошь - дремала. Но долго ли, коротко ли, а результаты стали на Фединой личности проявляться.

Первый признак обнаружился через месяц, когда Федот не пустил Вошь в паху чесать:
- Ты, Ядрена Вошь, извини и не обижайся, но мне тут приви-делось, что не по-людски у нас с тобой получается. Мне, конечно, что ты делаешь, приятно и даже очень, но нам бы надоть как-то оформить наши с тобой забавы. А ведь я даже и не ведаю, как тебя нарекли и какого ты полу. А ну как ты мужчина? Это ж этот самый... как его... ГРЕХ! - выпалил чужим голосом и сам испугался.

Вошь ничего на это эмбарго не ответила, а лишь нырнула в Федотовы кудри и на два дня замолчала.
А когда высунулась, то Федот, даже не поинтересовавшись, где ее носило, тут же потребовал зеркало, и в сердцах был послан... на речку, где долго-долго изучал свое отражение. Потом пришел совсем понурый и сообщил, что в таком затрапезном виде стыдно не то что наружу выходить, но и в избе сидеть, а тем более за столом.
Стал вечерами мыться, завел халат, потому что совестно голым чай пить, да еще в компании.

А скоро он и вовсе сник. Даже брагу почти не трогал. Жевал картошку и, игнорируя Вошин этикет, подолгу торчал пальцем в носу и сопел.

Молчала Вошь, молчала, все думала, а потом все поняла. Вызвала она Федота в гостиную и сообщила, что над ним довлеет дух.

- Чтобы тебе понятней было, объясню. Ты, брат, попал в паутину, из которой тебе самому не выбраться. Над тобой нависла большая лапа. И простирается она с неба, откуда и все твои беды. Ты, Федька, пока расслабься и выпей огуречный рассол, а я тебе втолкую, что за ерунда такая с тобой приключилась. Напустили на тебя порчу, чтоб ты согнулся и подавил свое вольнодумство и характер. Стал как все - побрякушкой в руках Божьих. Через это и стыдят тебя его наместники, пытаются усовестить, что, мол, живешь не так, как надо. Дело они свое туго знают, даром что профессионалы, не ремесленники. Вот ты потихоньку и сгибаешься. Еще месяц-другой, помяни мое слово, совсем тебя скрючит и будешь ты лбом об пол стукать и молитвы воздавать Создателю своему.

- Постой-постой, не части так, - забеспокоился Федот, - ты поясни, что за создатель такой и чего ему от меня надобно?

- Создатель - Бог, который землицу сотворил. Ту самую, по которой ты, брат, топаешь, ну и всех, кто на ней, включая и тебя... очевидно. - Вошь с сомнением оглядела Федота. - А потом возникли дефекты, которые Прожектер ваш по своей горячности смыл водой, ну а ты так и остался неумытым, потому как деревушка твоя Богом забыта. Вот хозяин твой и пытается задним числом тебя в лоно своей веры залучить. Оттого тебе так плохо сделалось. Гляди, совсем с лица спал. Ладно, будем думать.

- Стоп! А как же ты? Этот самый Создатель над тобой не властен, коли ты так рассуждаешь?

- В том-то и дело, что не властен. Когда он над землею трудился и разные разновидности выдумывал, вши ему как-то в голову не пришли. А потому на нас его юрисдикция не распространяется. Проще говоря, нет на нас Божьей управы. Бесхозные мы, безродные и, похоже, бесполые. Вот и прыгаем по таким федям, покуда вопрос о нашей принадлежности (в том числе и половой) в научных кругах прорабатывается. Вольные мы птицы, Федя. - Вошь сделала задумчивую паузу и хлюпнула носом:

- Давай-ка лучше о другом. Тебя спасать надо, а не то проглотят тебя эти ангелы с архангелами. Помяни мое вшивое слово. Они на любой грех пойдут, лишь бы тебя под Бога затащить и свою задницу прикрыть. Вот смотри - ты уже задумался, не ешь, не пьешь, отношения наши, pardon, прервал... Подозреваю, что сам Гавриил тобой занимается, а он еще тот сучара. В общем, будем с этой скверной бороться совместными силами. Мы им покажем, что не всякую личность можно вот так, походя, обезличить. Слушай меня внимательно. Почувствуешь где укол совести, задумчивость, хандру - делай все наоборот. Иди поперек батьки, то есть супротив импульса. Он тебе шепчет "срамота" - а ты скидывай трусы, он тебя в тоску вгоняет - а ты ему в ответ ржешь как жеребец. Понял? И посмотрим, чья возьмет. Помни, сынку: на любое действо всегда есть противодейство.

Сказала, пожевала кончик волосинки от Фединого уса и скрылась в Федькиных пампасах.

С этого дня объявил Федька войну темным силам. Ржет по лошадиному, пьет как незнамо кто. Но вот чего не мог вернуть, это любовь. Не давала ему покоя половая неопределенность Вши. И ничего он не мог с собой поделать. Не подпускал ее к приватным местам - и точка. Но в остальном вошел в прежнюю силу и безалаберность.

***

Долго-долго мучился Гаврила. Ничего не получается. Федот не то что на небо глаза не пялит, но даже намека не подает на просветление. С тем и вернулся к Богу.

- Вот тебе мои архангельские мандаты, что хошь со мною делай, но ничего у меня не ладится. Напасть какая-то. Похоже, там сила действует похлеще нашей. Поищи, Хозяин, кто на твоем базу окопался и на себя одеяло тянет. И ведь как тянет, собака! Видно, что мастер. Не сломать нам его, Господи. Придется все-таки потоп возобновить. Открывай кран небесный...

- Не мельтеши, Гаврила. Потоп и пионер может устроить. А здесь подумать надо. Давно ты, видно, мозгами не работал. Ну-ка сядь, хлебни нектару. Да... похоже, кто-то ему помимо нас шепчет. Знать бы кто. В картотеке у меня никаких подозрительных личностей нету. Всех сам сотворил, дефектных в воде прополоскал... вроде бы все подконтрольно. Стало быть, кто-то неучтенный завелся. А против неучтенных я бессилен. Разве что он сам придет с повинной и присягнет на верность. Дык его не заманишь... Разве что... Погоди-ка, а с кем он там любовь крутит? Ты говорил, будто у него кто-то завелся... Ах я старый обалдуй!!! Че-го ж я раньше не догадался. А вот мы их тепленькими и возьмем. А чем возьмем - это я тебе еще не скажу. План у меня завернулся. Если сработает, будут ручные овечки. Тьфу-тьфу-тфу, чтоб не сглазить.
(Старик никак не мог отделаться от дурной привычки плевать от сглазу, которая прилепились к нему от поганых язычников.)

***
Наутро деревню Гадюкино разбудили церковные колокола. Гавриил рванул к окну, глянул вниз и не поверил. К церкви приближался Федот. Щеголевато одетый, как лондонский фраер, во фраке, блестя золотыми запонками и глянцевыми черными ботинками, он двигался к церкви, согнув одну руку в локте, будто держал кого-то. Войдя внутрь, усердно перекрестился, отвесил поклоны на все стороны и твердым шагом двинул к алтарю.
- Венчается раб Божий рабе Божьей... - загудел священ-ник.

- Что происходит?! - Гавриил возбужденно ворвался к Хозяину, забыв доложиться. - Неужто конвертнул малого? Обратил в раба Божьего? Вот так, запросто? Без потопа и насилия? Ничего не понимаю... А где Вошь?!
- Ты остынь и сядь сюда. Во-первых, стучаться надо при входе к Хозяину, ну, да так и быть, я на тебя не осерчал, потому как понимаю твое удивление. Ты у нас, хотя и в отличниках ходишь, а ни черта в этом Гадюкине не понял. Слушал-слушал их речи, а выводов не сделал. Пришлось самому вниз смотаться. Про Федота я сразу все понял, потому он мой продукт, а значит, для меня прозрачный. Мучила его фригидность, а причина была в половой неустановленности Воши. А вот какое слабое место у Воши было - пришлось мозгами поработать. Но я нащупал. И предложил молодежи такой вариант. Блоху, то бишь Вошь эту, записать женского полу, как об том Федот и мечтал, а ей - безродной, бесхозной - выдаю документ на проживание на подопечной мне территории, а значит, под моим высочайшим покровительством. Она на это и клюнула. Надоело ей, бедолаге, по федотам прыгать и мучиться от своей неустроенности. А я ей одним махом и парня вернул, и крышу церковным браком оформил. Мозгами надо работать и психологию масс изучать, а не потопы устраивать. Вот такие дела, брат. Ты глянь вниз-то!

***

Церемония бракосочетания закончилась. Из церкви выходил сияющий Федот, за которым тащилась ничего не понимающая толпа зевак. Он блестел запонками и колечком на правой руке. Время от времени оттопыривал нагрудный карман пиджака и нежно улыбался своему крошечному, карманному счастью.

- Все. Хорош рассиживаться. Дела ждут... хотя погоди, присядем на дорожку и давай для верности поплюем через плечо, а то как бы чего не вышло.

Ну никак не мог Царь небесный оставить скверную языческую привычку верить в приметы.