Главная страница сайта "Точка ZRения" Поиск на сайте "Точка ZRения" Комментарии на сайте "Точка ZRения" Лента новостей RSS на сайте "Точка ZRения"
 
 
 
 
 
по алфавиту 
по городам 
по странам 
галерея 
Анонсы 
Уланова Наталья
Молчун
Не имеешь права!
 

 
Рассылка журнала современной литературы "Точка ZRения"



Здесь Вы можете
подписаться на рассылку
журнала "Точка ZRения"
На сегодняшний день
количество подписчиков : 1779
530/260
 
 

   
 
 
 
Вакс Петр

Писательские упражнения
Произведение опубликовано в 95 выпуске "Точка ZRения"

Упражнение «человеческие портреты»

1)

Монументальный, он стоял в проходе и не держался за поручни. Тонкий свитер на голое тело, распахнутая кожаная куртка – и это в мороз. Горячий мужик... Розовое молочной спелости лицо, сытый торчащий вперед живот, крупные руки. Наверняка прораб, так и видишь его раздающим команды среди рабочих. Только глаза оловянные, взгляд хочет спрятаться внутрь самого себя, и складки над веками выросли в тщетной попытке его замаскировать. Глаза-то такие, что ясно: их хозяин постоянно врет. Смотрит на собеседника, обещает к двадцатому – и врет. И собеседник уже догадывается, что ничего не дождется к двадцатому, но молчит, задавленный этой уверенностью, этой здоровой розовощекой ложью.

2)

Парень сидел у окна, но не смотрел на проносящиеся пейзажи. Низко склонившись над столом, он кушал семечки, насыпав их перед собой аккуратной кучкой. Каждую семечку внимательно, с подозрением рассматривал, прежде чем отправить в рот. Но расщелкивал мгновенно. Кучка шелухи росла рядом с убывающей горкой семечек. Время от времени он подправлял обе быстрыми точными движениями пальцев, придавая им правильные геометрические формы. При этом он низко склонялся к каждой кучке и почти трогал их носом. Каждые три минуты он внезапно бросал семечки и принимался рыться в своем рюкзаке, залезая в него с головой. Иногда ему казалось, что из окна дует, и он надевал на длинные рыжие кудри расшитую тюбетейку. Потом снимал. В покое он не был ни секунды. Если бы передо мной был артист, играющий эпизодическую роль «пассажир поезда» – я бы аплодировал гению.

3)

Они сидели напротив меня в вагоне метро, мама и сын со странной инопланетной внешностью. То ли филиппинцы, то ли тайцы с причудливой смесью кровей к тому же. На их удивительные лица хотелось смотреть все время. Мама то и дело теребила сына за нос и что-то говорила. Сыну лет семь. Я подумал – он провинился, и она его отчитывает. А чтобы не отворачивался, берет за нос: слушай, дескать, и запоминай. Присмотрелся еще. У мальчика слишком безмятежное выражение лица, да и слушает он внимательно. Нет, не провинился... И она не только к его носу прикасается, а и к щекам.

Наверное, они едут к стоматологу. Мама ему объясняет, что если не полечить вовремя зуб, или не удалить молочный, то боль может пойти вверх, будут болеть скулы и глаза. Ищет, наверное, подходящие слова... Чтобы пацан понял и не сопротивлялся, не испытывал ненужного страха.

Мы ехали уже полчаса, не меньше. В Нью-Йоркском метро можно и два часа провести, если далеко едешь. Мама с сыном иногда замолкали, а потом она снова принималась трогать сына за нос, за лоб, за подбородок и за скулы. Иногда показывала на себе. А он внимательно слушал. О чем же они, черт возьми, говорят, эти инопланетяне с удлиненными к вискам глазами?!
И тут меня осенило. Это же классические болевые точки: подбородок, переносица, скулы! Мама везет парнишку на соревнования по тайскому боксу. Или чему-то подобному. И наставляет, чтобы защищался правильно. Чтобы не пропускал болезненные удары.

Они вышли, а я еще долго их вспоминал и думал: если очень хочешь кого-то понять, то в конце концов поймешь.

***

Упражнение «передача эмоций»

Он долго терпел ее привычку оставлять одежду в ванной. А сама его еще за носки на стуле упрекает. Наконец сорвался, сделал замечание. Она надулась. Оба принялись коллекционировать вредные привычки друг друга. Нет, даже не вредные – кто это определит? – а неприятные другой стороне. Он больше отмалчивался, по мужской своей привычке не конфликтовать зря. Но она уже потеряла то свежее обаяние, которое его всегда влекло. А главное, он возненавидел привычки вообще, теперь и свои. Вот эта его привычка упереться ладонями в теплую батарею, лбом в стекло и смотреть из кухни во двор – откуда она? От мамы. Привычка развешивать носки на нижней перекладине стула – от отца. А где же я сам? – спрашивал он себя. Он вдруг испугался, не признаваясь себе почему, хотя какой-то затылочной частью сознания понимал. Его как будто не существовало. То есть он был, но несамостоятельный, весь состоящий из чужого. Он принялся избавляться от не своих привычек, пытаясь приобрести собственные. Упрямо складывал носки в комод, дрожал под холодным ненавистным душем, раньше вставал и заваривал чай вместо кофе, бросил разгадывать кроссворды. Ездил на работу другой дорогой. Некоторое время наслаждался привычкой красиво вертеть сигарету в двух пальцах, пока не вспомнил, что это привычка его старого друга, сжал зубы и перестал. Даже мусор он теперь выносил сразу, лишь наполнится ведро; она насторожилась и заподозрила тень другой женщины. Однако он не обращал внимания. Он уже не мог остановиться, чувство обновления захватило его, увлекла гонка за смутными очертаниями себя-самого-уникального, поиски границ своей самодостаточной, как ему казалось, личности. Некоторое время он был уверен, что отошел от себя-прежнего, жалкого подражателя на космическое расстояние, даже голова кружилась. Но однажды с оглушительной ясностью увидел, что все его новые привычки не новы – они уже принадлежат кому-то. Они не хотят приживаться, выскальзывают из слабых тисков воли, убегают. Он постоял на кухне, погрел ладони о батарею, поглазел в темный холодный двор. Мысль о том, что жизнь не удалась, закончилась почему-то решительным «ну и пусть». Он вздохнул, закурил, повертел сигарету в двух пальцах, отодвинул подальше пакет чая и заварил кофе. Она вошла в кухню и сказала:

– Ну ладно, пусть твои носки висят на перекладине стула, только перед приходом гостей убирай, хорошо? Я ж тебя все равно люблю.

***

Эту запись не знаю, как классифицировать. И портреты, и эмоции, пожалуй.

Магазин обуви в подземном переходе на площади Толстого. Тесно, выходной день, много людей. Не спеша рассматривают, примеряют.

А этот размер у вас есть? А с перламутровыми пуговицами?

По магазину носится пацан лет десяти, совершенно белый, белобрысый и с белыми ресницами, тощий и энергичный. В руках у него деревянные ложки для засовывания пяток в обувь. Он ими размахивает как мечами, потом как нунчаками, издавая при этом логичные звуки «Чшчш!» Ими же поддевает валяющиеся на пустых полках подставки для ценников, нанизывает на палки: «Уаууу!»

На пуфике для примерки обуви сидит папа, сразу опознаваемый по таким же тонким чертам лица, такой же длинный и тонкокостный. По выражению этого лица можно понять многое: что его жена где-то здесь, и что хотя сидит он давно, но готов сидеть сколько угодно, пока любимая ищет чего бы ей хотелось, и что он ее любит и не хочет расстраивать. Поэтому скука тщательно скрыта. Лицо папы не выражает просто ничего. Даже когда сын проносится перед самым носом, делая выпады деревяшками и поражая невидимых противников.

Кого он ими сейчас сражает, не знаю. Я, помнится, фашистов, потом гвардейцев кардинала.

Мама подходила несколько раз к папе, присаживалась, меряла, уносила. Такая же, как папа и сын – тонкая, в длинном сарафане, движения плавные.

И вся семья молчит.

Кстати, и продавщицы ведь молчат. Или детей любят, или потому, что пацан умудрился ничего пока что не разрушить.

Наконец я дождался. Когда мальчишка совсем уж увлекся, оказавшись в окружении войска численностью примерно как орда Чигисхана, папа спросил:

– Тебе сказать, или ты сам знаешь?

Спокойно спросил, не меняя выражения лица.

Мальчик ответил:

– Не надо говорить, я сам знаю. Но я не могу!!!

И умчался рубить направо и налево.


<<<Другие произведения автора
(2)
 
   
     
     
   
 
  © "Точка ZRения", 2007-2024