Моей учительнице Л.А.Б.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

В пятницу утром я лезла в школу через открытое окно в туалете. А ведь могла же войти через парадную дверь, как все нормальные люди, но не вошла. Не вошла, потому что опаздывала на урок в девятый «Б», а новый директор – не мой старенький Александр Васильевич - сразу же ввёл новое правило: опоздавших ловить, записывать и отправлять к нему в кабинет.

Конечно, это всё касалось учеников, а не учителей. Но опоздавший на урок учитель - пример явно не самый лучший. Пришлось лезть в окно, хорошо, что техничка закрыть забыла.

Был ещё «чёрный вход», я помнила его ещё со времён своей учёбы: именно через него мы сбегали с уроков когда-то. Но и его новый директор закрыл сразу же, как только узнал про такую лазейку. Оставалось лишь окно. Крайность, но краснеть и объясняться перед всеми мне точно не хотелось. Работаю всего месяц, некрасиво.

В туалете пахло духами и сигаретами. Однако, времена не меняются: дети всё также тайком дымят в туалетах.

Я поправила у зеркала причёску, одёрнула юбку, приоткрыла дверь и огляделась.

В коридоре было пусто. Видимо, звонок уже прозвенел и все успели зайти в классы. Интересно, что успел устроить девятый «Б», пока меня не было?

Надеюсь, смертельных исходов удастся избежать. Хотя теперь, когда в класс пришли два второгодника Бородин и Ворожцов, всего ожидать можно.

Я рванула на себя дверь класса и испуганно остановилась, будто напоролась на невидимую преграду. Дети сидели тихо, не шевелясь, точно вылепленные из воска.

- Здравствуйте! – сказала громко.

Но класс не шелохнулся.

Только Слава Голицын, сидящий на первой парте, приложил палец к губам и подмигнул мне с видом заговорщика.

Я удивленно обернулась и увидела позади себя весь « букет школьной администрации»: директора, завуча Галину Станиславовну, классного руководителя девятого «Б» и заплаканную Капу, классного руководителя седьмого класса.

- Разрешите!

Я посторонилась.

Понятно было одно: класс опять что-то натворил. Главное, чтоб не в моё отсутствие. Скорее всего, опять сбежали с алгебры или сорвали урок у физика.

- Извините, - завуч поджала губы. – Произошло ЧП, мы вынуждены разобраться!

Я пожала плечами, молча села за учительский стол и раскрыла журнал. Хотя бы отмечу отсутствующих.

- У Пенькова из седьмого «А» после урока физкультуры украли деньги, - начала Галина Станиславовна. – Ребята видели, что из раздевалки выходил Бородин, хотя урока физкультуры у него сегодня не было. Ребята утверждают, что деньги из кошелька взял он.

Бородин сидел на последней парте весь взъерошенный. Видимо, его уже на перемене «пытали», но так ничего и не добились. Теперь вот пришли стыдить перед классом.

- Бородин! – директор остановился у его парты. – Ты взял деньги?

- Да я даже в глазах не видел этих денег! Говорил же, не я! – Бородин встал, засунул руки в карманы. – Почему, если в этой школе что-то пропадает, все сразу бегут ко мне?!

- Ты как разговариваешь? – к нему уже почти бежала завуч. – Выбери руки из карманов! Тут тебе не подворотня!

Бородин усмехнулся, но руки выбрал.

- Я ничего не брал! – повторил упрямо.

- Сейчас полицию вызовем и всё найдётся! – Галина Станиславовна отошла от его парты и повернулась к двери. – После звонка к директору!

- А если он, действительно, не брал, что тогда? – раздался вдруг голос Ноны Агасян. – Может быть, кто-то другой взял, а Слава Бородин просто случайно там оказался.

Завуч побледнела.

Нону в школу любили. На неё нельзя было вот так рявкнуть, как на Бородина. Тут совсем другой случай. Во-первых, она дочь беженцев из Армении, во-вторых, звезда школы, победитель чуть ли не всех республиканских олимпиад. Девочка, действительно, очень способная и талантливая.

Звонок прозвенел, как спасение.

- В моём кабинете разберёмся! – прервал тишину директор и вышел.

Я перевела дыхание. Похоже, он даже не заметил, что я опоздала. Если что, скажу, что задержалась в учительской.

Класс не расходился, хотя обычно после звонка все несутся в коридор, как сумасшедшие.

- А вы что на это скажете, Валерия Викторовна? - Нона подошла к моему столу. – Думаете, если двоечник, второгодник и семья неблагополучная, можно вот так сразу обвинять? У него же не нашли ничего.

Из всех своих одноклассников Витю Афонина я вспоминала чаще всего. Чем –то Бородин напоминал его: двоечник, второгодник, семья асоциальная. Учителям дерзил на каждом уроке, подворовывал тоже. В его компании все так делали. Месяцами в школу не ходил. Даже исключать хотели. Убедить его хоть в чём-то невозможно было. Никого и никогда не слушал.

Но запомнился он мне совсем другим.

Хоронили его мать. Людей было мало. Наш класс, наш классный руководитель и кто-то из родни, два или три человека.

Витя не плакал. Стоял у самого края могилы и смотрел, как на крышку гроба падают комки земли. Со стуком, под карканье ворон, под злой ветер и серый холодный дождь.

Все разошлись так быстро, что, оставшись вдвоём, мы даже растерялись. Потому что вдруг не стало, куда идти, куда-то спешить. Как будто время остановилось. На миг или намного больше.

Мы сидели потом где-то у озера, на его коленях моя тетрадь со стихами. Молчали, как будто пили тишину по очереди, из горлышка.

- Знаешь, - сказал тогда. – Ты когда-нибудь напиши книжку, хорошо? Про то, как мы тут сидели, ладно?

Больше мы никогда не оставались вдвоём. Никогда не сидели вот так, пьяные от тишины и ветра, пахнущие туманом и дождём. Никогда. А я так и не написала книгу.

- Так что вы думаете, Лера Викторовна? – Нона всё ещё стояла у моего стола. – По-вашему, как?

- Необязательно, что он взял! Я думаю, полиция во всём разберётся!

- Ага, разберётся! – проходя мимо, Бородин глянул на меня из-под длинной чёлки. – Всем же ясно, что я взял.

Он засмеялся. Подмигнул Ноне и толкнул плечом стоявшего в дверях Голицына.

- Дорогу дай!

***

В учительской было шумно, как перед педсоветом.

Все обсуждали произошедшее, хотя ни директора, ни завуча здесь не было. Была лишь заплаканная Капа. Она громко шмыгала носом и комкала салфетку. Возле неё ворковала секретарь Светочка, наливала воду из графина, обнимала за плечи. Как будто это у Капы деньги украли.

- Обошлось всё! – в учительскую заглянула классный руководитель девятого «Б». – Нашлись деньги. Петухов их сам на стадионе обронил. Сейчас вот физрук с пятиклашками занимался и нашёл.

Капа всхлипнула ещё громче.

- Выкрутился на этот раз Бородин! - сказал физик. – А я надеялся, что в этот раз уж точно в колонию поедет.

- Почему? – удивилась.

- Да потому, что таким в нормальной школе не место, понимаете? Они и успеваемость на дно тянут, и честь школы марают. Уже все в районе болтают, что у нас спецшкола. А всё потому, что держимся за таких вот, как Бородин. Разве я не прав, а? Уроки срывает, дерзит на каждом шагу. Ни с кем не считается. А чем он после школы занимается? Я вообще не понимаю, куда смотрит социальный работник. Скоро будет страшно домой идти после уроков.

Все закивали, начали вспоминать какие-то старые истории, в которых Бородин был главным персонажем. Кто-то даже о подготовительном классе заговорил, куда Бородина приводила полупьяная мамаша.

- Ни стыда, ни совести, правда?

Я пожала плечами.

Ничего не меняется. Ни-че-го!

Может быть, пять лет – это не так – то и много, хотя мне казалось, что прошла вечность. Целая вечность между мной теперешней и той прошлой, почти вчерашней школьницей.

В коридоре Капа остановила меня у дверей класса.

- Вы, Лера, не очень-то доверяйте ребятам! Они в глаза смотрят и говорят одно, а вот делают совсем другое. Поверьте? Вы молодая, новенькая, они вас проверяют.

- Я учту! – проговорила.

Доверие.

Доверие.

Нам доверяли.

И я доверяла.

Учителям. Одноклассникам.

Доверяла стихам, исписанной стопке листов, друзьям. Дарюсу.

Нашим прогулкам по набережной, ветру, которым пронизывал насквозь, словам, которые прятались в карманы до следующего случая. Бесконечным чашкам кофе, конспектам по ночам, разговорам в курилке этажом ниже.

Дождю, небу, серым тучам, морю, о котором мечтали каждое лето, и не ехали, потому что дорого, потому что проще греться у костра где-то на берегу озера, слушать гитару, дышать ночной травой, дымом, горячим чаем.

Как же давно всё это было.

Вечность – это ты «до» и ты «после», я поняла.

***

***

В четверг я работала учителем на замену.

Это был мой свободный день, «библиотечный», как называют его учителя, хотя редко, конечно, кто-то проводит его в библиотеках.

В среду вечером позвонила завуч и попросила заменить заболевшую Елену Сергеевну. Елена Сергеевна работала в «русских» классах, то есть в тех, где русский язык был родным. Таких классов в нашей школе было всего два: одиннадцатый и двенадцатый. В двенадцатом учился мой брат Алекс.

- Всего два урока! – сказала Галина Станиславовна. – Потом отправим их в музей с историком. Пусть поработают в архивах.

Я согласилась.

Елену Сергеевну я любила. Это наш долгожитель. Проработала в школе лет сорок.

Я обожала её уроки литературы. Хотя именно она отговаривала меня от будущей профессии:

- Школа – болото! – сказала мне после выпускного. – Затягивает с первого дня, потом сложно выбраться, засасывает, а ты и не сопротивляешься.

Удивительно, но я только спустя двадцать лет пойму это, а тогда я только улыбалась её словам. Документы в педагогический университет были подготовлены давным-давно. Я всегда хотела быть учителем. Учителем именно таким, как она. Справедливым, добрым, внимательным.

Как можно отказать? Я согласилась.

И хотя уже с вечера мой брат «разослал» новость по всем одноклассникам, что «завтра у нас Лерка вместо Елены», к урокам я готовилась усердно. До часов двух перечитывала конспекты и писала планы. Быть учителем на замену не так-то просто. Слушать тебя не хотят, оценки ты ставить не можешь, разве только замечания направо и налево раздавать можно.

В класс я входила с сердцем, почти выпрыгивающим из груди. Кое-как пробурчала приветствие, села за стол под стук парт и стульев.

Наконец, осмелев, глянула на класс.

Они шушукались, посмеивались и шелестели страницами учебников.

- Елена Сергеевна заболела, поэтому сегодня этот урок я проведу у вас вместо неё! – проговорила, наконец.

- Мы знаем! – крикнул мой брат с последней парты.

- Мы Маяковского проходим! – добавил ещё кто-то. – Вы Даяну спросите, она всё знает.

- Даянка, давай! Ты ж зубрилка!

Действительно, может быть, спросить её. Она обязательно ответит, никаких неприятностей, никаких лишних вопросов.

Хотя лучше бы они были? Урок без вопросов – неудавшийся урок.

- А, кстати, кого нет в классе? – раскрыла журнал, чтобы отметить. – Кого-то нет?

- Все есть! – это уже мой брат. – Сейчас Робка Вожжов придёт. Он всегда опаздывает.

И, действительно, я не успела и фамилию найти в списке, как дверь открылась и, не здороваясь, мимо меня прошёл высокий широкоплечий парень в кожаной куртке.

Когда успел вырасти? Я помнила его совсем мальчишкой, приходил к брату в какие-то «стрелялки» компьютерные играть, а теперь - ух! – не узнала бы даже.

- Культурные люди здороваются и просят разрешения сесть! – говорю ему в спину.

Он оборачивается.

Глаза чёрные, пронзительные. А в них прыгают и веселятся чертенята.

Улыбается, раскрывая руки, как для объятий.

- Иди сюда на перекрёсток моих больших и неуклюжих рук!

Класс грохнул от смеха. Даже Алекс.

Вожжов плюхнулся на свободный стул рядом с ним и улыбнулся.

Воспринял смех, как аплодисменты.

Маяковскому тоже аплодировали. Сидя и стоя.

- А знаешь, Роберт, не так-то много желающих было придти на его перекрёсток, - говорю неожиданно. – Маяковский был очень одинок. И одинок болезненно и безобразно. Один среди людей, мира, планеты даже, может быть. Не так-то просто пустить себе пулю в висок.

Класс затих.

- Стреляются слабаки!

Кажется, это Вова Дубровский. Узнаю его по тем же детским непослушным вихрям на затылке.

- Уверен?

Это Даяна. Поэт школы. В школе всегда есть свои поэты. Одни уходят, приходят другие.

«Таков круговорот школы» - сказала бы Елена Сергеевна.

- Нет человека, нет проблемы! Это всем известно!

- А ты попробуй, сделай себе что-нибудь!!

Это девочки зашикали на него со всех сторон.

- Давайте поговорим тогда о том слабость это или смелость! Напишем эссе. Я проверю. Оценю. Передам Елене Сергеевне. Она обязательно напишет оценки в журнал. Согласны?

- Вот и перекинулись в картишки! - Вожжов поспешно прячет колоду в рюкзак. – Я думал, передохнём, стишки почитаем. Вон у Даянки, наверное, целый том уже в сумке!

Наши глаза встречаются.

Чертенята в его глазах насмешливо кувыркаются и строят мне рожицы.

Я отвожу взгляд первая.

Трушу, наверное.