***

Под ногами шуршат листья.

Когда-то мы часто бродили так по парку, взявшись за руки.

Осень не казалась долгой и холодной. Исчезали утренние туманы, дожди, длинные, казалось, бесконечные вечера.

- Ты всё молчишь, - Дарюс поворачивает меня к себе. – Раньше болтала без умолку. Теперь молчишь.

- На работе успеваю выговориться! – улыбаюсь.

Он дышит в губы. Прячет от тумана, дождя, осени. Времязамедляется, тает, испаряется, песочные часы не справляются, лопаются, и песок высыпается прямо нам под ноги, смешиваясь с дождём и ветром.

- Что-то случилось, да? – спрашивает.

Качаю головой.

Счастье наполняет парк молчанием, онемением и окаменением. Вещи вдруг застывают, перестают отзываться на стук, звук, эхо. Они будто рассыпаются в руках, изъеденные насекомыми, трухлявые, старые, потерявшие важность и нужность.

Как наш дуб.

Листья облетели. Руки-ветки опустились, пальцы дрожат от холода.

- Современные детки не так просты?

- Да такие же, - улыбаюсь. – Ничего не меняется. Всё точно такое же. Мы только чуточку другие. Взрослее что ли.

- Уже успела понять?

- Успела. Теперь мы по другую сторону баррикад.

***

На большой перемене в столовой ко мне подошёл Вожжов и Вова Дубровский.

Я допивала чай, листала блокнот, сверяя расписание.

Вожжов сел на стул рядом со мной.

- Bonappétit! – улыбнулся.

Я подняла голову и кивнула.

У него чёрные, как ночная река, глаза.

Почему я успеваю заметить это? Почему успеваю нырнуть в них до того, как он что-то скажет?

Если идти вдоль Нерис ночью, вода кажется такой же, непроницаемой, густой, как кофейная гуща. Смотришь и тонешь, а потом ночь наполняет тебя изнутри болью и утренней мглой.

- В субботу мы поход организуем, - он всё так же улыбался. – Прощание с осенью. Весь класс идёт. Мы тут посоветовались. В общем, приглашаем вас. Сбор на вокзале в 7.20. Едем на электричке, а потом 10 кэмэ пешком. Посидим, картошку на костре пожарим, песни попоём. Всё цивильно. Никакого алкоголя. Обещаю.

- А почему со своим классным руководителем не идёте?

- Во-первых, она болеет. Во-вторых, походы не для неё. Потом на руках нести придётся.

- А из школьной администрации кто-нибудь знает о вашем походе?

- Зачем? – он пожимает плечами. – Это неофициально. Инициатива наша. Чисто свои соберутся. Вы придёте?

- Не знаю. До субботы ещё два дня. Всё так неожиданно.

- Можете своего друга пригласить. Мы не против! Так придёте?

- Я подумаю.

Звонок прерывает мою неуверенность.

Вожжов поднимается, опять улыбается.

- Будем ждать! Без вас не уедем!

Если о походе узнает завуч – это полбеды. Но если узнают, что я о нём знала и не пошла, будет ещё хуже.

А я хотела с Дарюсом в кино сходить. Он обидится.

ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ

ПРОЗА

Прозу пишут для кого-то.

Или ради чего-то.

Или для того, чтобы глотнув свежесть утра в открытое окно, вложить в подстрочный вариант подстрочные муки.

Проза на два листа.

Улыбаешься каждому встречному, оглядываешься на каждый звук подъезжающей машины, тайком считаешь в уме до ста или тысячи.

Мания прозаической жизни.

Шутки и концепция сюжетных линий.

Герои – двое из ларца – одинаковы с лица.

Кажется, времени так много. Можно не считать минуты, секунды.

Отпуск.

Можно просто сидеть, сложа руки, плыть с облаками на запад или на север, чувствовать, как ветер надувает за спиной паруса и свистит в ушах.

Только подумать. И улицы, площади пахнут дождём, хотя дождь ещё далеко, за морем, но тучи уже надуваются и сгущаются над городом. Первые раскаты грома где-то вдали, ветер опрокидывает горшки с цветами, хлопает незакрытыми ставнями.

- Просто глотни моря! Почувствуй солёный привкус на губах, ощути, как сводит зубы от ледяных струй.

Это проза.

Успевай записывать. Ищи материалы, подкожную терапию, мелодию на телефон.

Лови ветер ночной шторой.

Ставь кодовый замок, заводи дневник.

Любая проза пишется ради кого-то.

Или ради чего-то.

Или для того, чтобы глотнув свежесть утра в открытое окно, вложить в подстрочный вариант подстрочные муки.

***

Тогда я ещё любила осень.

Тогда ветер не пронизывал меня насквозь, а утренние туманы не забивали карманы.

Тогда я собирала слова и сны.

Тогда я не считала дни и недели, а мерила время годами. Мне казалось, мало, а ведь уже тогда было много.

Я не знала.

Когда тебе чуть больше двадцати, осень не накрывает тебя с головой. Ты просто не чувствуешь её, живёшь, дышишь, работаешь.

Проверяешь сочинения, ищешь ходы, выходы, складываешь дважды два, не оглядываешься. Ждёшь, когда тысячи дорог откроются перед тобой на развилке, и ты смело шагнёшь на одну из них, даже не задумываясь, что тебя там ожидает.

***

Алекс разбудил меня на рассвете.

- Ты нам поход обещала! – стянул с меня одеяло. – Забыла?

На часах было пять.

Пять утра – это, действительно, то самое правильное время, чтобы начать субботнее утро.

- Обещала?

- Конечно, обещала. Сказала же, что подумаешь. Забыла, да?

Конечно, я забыла.

Сначала ездила к девчонкам в общежитие, чтобы забрать конспекты, потом встречалась с Дарюсом, потом допоздна проверяла работы шестиклашек, потом читала Фромма на семинар по психологии и … забыла о походе.

- Чёрт!

Кто придумывает походы в пять утра?

Вожжов.

Да, Вожжов, ему одному не спится по субботам, он готов целый день бродить под серым небом, обниматься с дождём и жарить картошку на костре.

- Я сейчас! – бормочу, переворачиваясь на спину и потягиваясь.

Если узнают, что я знала о походе и не пошла только потому, что никак не могла встать в пять утра, мне точно конец.

Кроме объяснительной придётся писать заявление об уходе.

А уходить я пока точно не хочу. Я же мечтала быть учителем.

А раз мечтала, значит, подписывалась на походы со школьниками в раннее субботнее утро.