Проходит восемнадцать месяцев службы в ограниченном контингенте Советских войск в чужой стране. Понимаю, что нас тут действительно не любят. Не любят не точное слово. Точнее – нас ненавидят. Это нам там, в Союзе и здесь, за забором гарнизона, насаждают идеологию воина-интернационалиста, воина-освободителя. А для местного населения этой чужой для нас страны, мы – окупанты. Об этом свидетельствуют тайком сделанные надписи на заборах воинских частей, вспоротые тенты автомобилей, которые на перекрестке ждали зеленого цвета светофора. Об этом свидетельствовали те одиночне небоевые потери – «случайная» гибель советских солдат в мирное время на боевых дежурствах, ученьях, маршах. А сколько случаев отравлений советских солдат… Потери наших воинов воспринимались там как простая необходимость. Как говорили нам наши отцы – командиры :

- Запомните, вы здесь никто и зовут вас никак.

Окупанты … Сколько в эти слова они вкладывали ненависти к нам. Однажды, дежуря на КПП, я приветливо улыбнулся симпатичной, молодой иностранке – девчонке лет шестнадцати, которая проходила мимо … Лучше бы я этого не делал. Лицо ее моментально изменилось. Это было воплощение ярости, ненависти и презрения. В мой адрес прозвучали слова, которые мне за время службы придется услышать еще не раз :

- Окупанты! Вон отсюда! Вы что здесь забыли, русские свиньи!?

Впечатление такое, что только эти фразы на ламанном русском языке выучило и знает местное население. Вся наша жизнь в гарнизоне проходила в недоверии к местному населению, в ожидании провокации, удара в спину. Наверное поэтому была и высокая изгородь, и свой автономный водопровод, и своя выпечка хлеба, завоз продуктов питания из Союза, топлива и т.д.

Да и за что нас любить? Возможно за то, что обгоняя колону тренирующихся велосипедистов сборной их страны, наш БТР сбивает насмерть олимпийского чемпиона … Возможно за истолоченные во время учений посевы, за вспышку пожара от оброненного случаймо окурка советского воина … Возможно за многочисленные ДТП… Возможно за то излучение, которое годами наши станции тропосферной и спутниковой связи оказывали на местное население … Возможно … Сколько их таких «возможно» можна назвать. Сколько не нужных потерь как с их так и с нашей стороны. В штабной отчетности строка «небоевые потери» никогда не была пустой. Так как и не была пустой карточка учета доз облучения, которую имел при себе каждый солдат, сержант, офицер. При увольнении с армии в нас они были изьяты.
Небоевые потери … Для кого? - Для Родины? – А для родных. Любимых..?

Часто квадрат, в котором должна развернутся станция, определялся если не в центре какой нибудь деревеньки то напротив нее. И сегодня, много лет спустя, задаешь себе вопрос, как отразилась ее работа на здоровье людей? Ведь согласно техники безопасности работы на станции, находится впереди парабулы в радиусе двух тысяч метров запрещено. А станции работали неделями …
Я помню седых лейтенантов и тридцатилетних капитанов, которые выглядели на все шестьдесят. Вот что значит работа на станциях …

В один из выходных упрашиваюсь в заместителя начальника штаба в наряд патрулем по городу. За время службы заместителем командира взвода получал ежемесячно приблизительно 30 советских рублей в иностранной валюте. Их накопилось за полтора года службы рублей 450. Решил что-то купить домой. Другого пути выхода в город не было.

И вот в воскресенье, двое сержантов в качестве патрульних и капитан – начальник патруля, выдвигаемся на патрулирование. Маршрут -: комендатура – центральная часть города - железнодорожный вокзал – центр города – комендатура. Практически несение патрульной службы в городе – это отдых. Увольнения служащим срочной службы всех родов войск запрещены, а офицеры обычно в город ходят в гражданке. Гуляем по городу. С интересом рассматриваем архитектуру старого города, заходим в магазины. Все есть. Цены в центре города конечно кусают. Чем дальше к окраине – тем дешевле. Пока прицениваюсь. Пришли к железнодорожному вокзалу. Идем вдоль перрона. Очень много групп туристов. Издалека узнаем туристов из Советского Союза. Их нельзя не узнать. В каждаго очень много покупок. В большинства они сложены в авоськи (сетки), сквозь ячейки которых виден ввесь набор купленного. Одна женщина держит в руках большую эмалированную миску, в другой возле ног лежит такая же каструля. Два мужика пьют из горла бутылки пиво, куря папиросы «Беломор-канал». Вот одна из женщин увидела на другом конце перрона подругу по групе и громко кричит :

- Мария! Вот мы где! Подь сюда!

Подходим ближе. Действительно это наши туристы. Прошлись по вокзалу. Советских военных нет.

Идем в старую часть города. Тут, в каком то переулке, в одном из проходных дворов старых домов, целый ряд частных магазинчиков, под которые жильцы первых этажей приспособили одну из комнат своих квартир. Открываем дверь одной из них. О том, что пришли посетители, хозяйку магазина оповещает колокольчик. Она тут же появляется из соседней жилой комнаты. Это женщина лет шестидесяти, но еще очень подвижная и ухоженная. Разгаваривает на хорошем русском. Интересуемся, где она его так хорошо изучила. Оказывается, что ее покойный муж Павел был русским воином, который в годы Великой Отечественной войны попал в плен и находился здесь на сельхозработах. Хозяин не притеснял его, кормил, давал ночлег, одевал, давал возможность и отдыхать. Они познакомились, полюбили друг друга и, когда советские войска освободили страну, Павел не выехал в СССР, хотя в них были большие неприятности как со стороны советских представителей так и со стороны местных властей. Возможно большую роль сыграло рождения дочери и тот факт, что они еще до освобождения обвенчались в церкви, но Павел остался. В Советском Союзе в него остались родные. Всю свою жизнь он ни разу не ездил на Родину – боялся что назад не выпустят. Не написал ни одного письма – боялся причинить родным неприятности. Дочь уже давно выросла, вышла замуж, живет отдельно со своей семьей. Есть еще сын, которому двадцать лет и он студент, учится в СССР, в одном из Московских вузов. Она всю жизнь проработала в школе учителем, сейчас получает небольшую пенсию. А несколько лет назад решила открыть небольшое собственное дело – магазинчик, взяв для этого кредит в банке. Практически находится дома. Товар завозят централизовано по ее телефонному заказу. Прибыль небольшая. Рассчитавшись за товар, заплатив налоги, кредит и другие обьязательные сборы, в нее остается немного денег. Приблизительно размером с ее пенсию. За такие деньги она даже не может позволить себе нанять продавца. Но своим бизнесом она очень довольна : не приходится скучать, общается с людьми и есть маленькое подспорье семейному бюджету. Беру в нее небольшие сувениры : два платка с видами и надписую города на иностранном языке, наручны электрорнные часы, две пачки фломастеров (которых в нас в Союзе пока еще нет). Благодарим ее за покупку. Выходим … Во дворе нас оказывается ждет большая проблема … Собралась толпа человек тридцять, к которой время от времини присоединяются 3-4 человека. Четко видно среди них лидера. Это мужчина лет шестидесяти . При нашем появлении он заорал на ламаном русском языке :

- Окупанты. Русские свиньи. Убирайтесь
отсюда на… (дальше следует отборный русский мат).

Кто - то с толпы заорал какой то призыв на их языке и, в нас полетели камни и бутылки. Мой напарник, сержант Селезнев, дернулся навстречу толпе, пытаясь ее вразумить. Это вызывает еще большее негодование. Капитан хватает его за рукав и дает нам команду :

- Уходим.
МЫ УХОДИЛИ С ЧУЖОЙ СТРАНЫ…

Начался период вывода Советских войск со стран социалистического содружества. Отношения местного населения к нам, окупантам, сменилось в лучшую сторону. К нам начали относится снисхожденно, как победители относятся к побежденным. Действительно, оплот социализма во всем мире - Советский Союз- разваливается, «рука Москвы» все слабеет.
Мы уходили с этой чужой и… такой ставшей за годы нашей службы родной страны.

Подготовка к выводу войск заключалась не столько в подготовке к этому процесу личного состава и боевой техники, как в списывании и хищении материальных средств. В продажу шло все : форма, атрибутика советского воина – на сувениры, общевойсковые защитные комплекты –для рыбалки. Различные запчасти, которые не были востребованы и не нашли своего покупателя, просто сдавались на металлом. Стыдно и страшно было смотреть, как полковник и прапорщик – комендант штаба не могут поделить имущество. Один вцепился в один край ковра и тянет его к себе, другой в другой конец и тенет в противоположную сторону. При этом прапорщик кричит:

- Я отвечаю за имущество, я его списываю, а вы что, растягивать будете ..?

Буквально в течении месяца микроклимат боевого полка превратился в микроклимат, свойственный разве стройбату. Уставные отношения ухудшились. Уход в город, потому что «мне надо» , стало практически пропуском и уважительной причиной не только для офицеров но и солдат срочной службы. Некоторые из них умудрялись заводить романы с женской частью местного населения. Сначала погрузили и отправили технику а на двадцатое число следуещего месяца назначена отправка личного состава, в основном, увольняемого в запас.
… Мы уходили с чужой страны… И если в далеком 1945 году наших дедов здесь встречали с цветами… нас провожали молча… без цветов… как впрочем и встречали в бывшем СССР по возвращении… Мы уходили… не зная, как нас разбросает…
Мы еще не знали какое нам «приготовлено» будущее… Ведь вчерашние боевые офицеры одних из самых элитных войск СССР окажутся на гражданке никому не нужными… По возвращении они застанут совсем другую страну, а точнее – множество самостоятельных государств, на которые распадется великий и могучий Советский Союз… Судьба разбросает их по огромнейшей територии бывшего Союза. Но для меня они навсегда останутся боевыми офицерами, потому что честно выполняли свой воинский долг – неся службу на боевых дежурствах, пребывая в постоянной боевой готовности…

На перроне, последний раз проверка, застывшего в строю, личного состава последнего подразделения, покидавшего навсегда чужое государство. Оцепление из полицейских не дает возможности местному населению подойти ближе. Поэтому они ограничиваются выкриками брани и скандированием слов «прощайте, окупанты». И вот последний солдат вошел в вагон. Оцепление полицейских снято. На подножке вагона стоит проводник и, последний из окупантов, майор – старший вагона. Обьявлено отправление поезда. Все прильнули к окну, последний раз посмотреть на страну, которой мы были, оказывается, совсем не нужны. Но вот из толпы отделяется хрупкая фигурка девчушки. Она бегит к вагону. Лицо заплаканное а отчаянный взгляд пытается в окнах вагона кого - то найти … Увидя ее, срочник – сержант поднимается со своего места и раздвигая всех на своем пути, пробирается к выходу. Поезд вот-вот должен отойти. На выходе ему заграждают путь проводник и майор-старший вагона:

- Куда?
- Мне очень нужно. Я не сказал ей самого главного.
- Нельзя. Не положено.

Видя, что назревает конфликт, проводник, скрываясь внутри вагона, бросает :

- Да ну вас. Разбирайтесь сами.

На подножке вагона их двое : майор и сержант. У майора должность и приказ , у сержанта заплаканная девушка с отчаявшимся взглядом.

- Не удержу. Все равно спрыгнет - думает майор.

И тут, наткнувшись на преграду – рука майора держалась за поручень, сержант попросил твердым, не терпящим возражения, голосом :

- Пусти, майор. Я все равно сойду.

В этот момент поезд медленно тронулся, а за ним медленно шла, вся в слезах, девушка. В нее для рыданий уже не было сил. Сержант ввесь напрягся и продолжил :

- Пойми, майор. Там, в разваливающемся Союзе, меня никто не ждет. В моем маленьком селе «независимой» Украины, колхоз, в котором я работал до армии, разворован. Мои родители пенсионеры бедствуют, братья где-то на зароботках, друзья от безнадёги либо спиваются, либо становятся преступниками. Разве ты желаешь мне такой жизни, майор? Пусти меня, Богом молю а то … сам уйду.

Движение поезда ускоряется, девушка, бегущая за ним, начинает медленно отставать. Вот она споткнулась. Упала. Пытается встать.
Рука майора почти автоматически отдергивается от поручня. Сержант натренированным движением спрыгивает с поезда и некоторое время, еще по инерции, бежит в направлении его движения. Потом останавливается, разворачивается и бегит к сидящей на мокром асфальте перрона девчушке. Он помогает ей поднятся и они стоят обнявшись : крепыш - сержант Советской армии и хрупкая девчонка - иностранка. А над перроном раздается голос майора из все быстрее уходящего поезда :

- Счастливо оставаться, сержант!».

Много лет спустя, в Киеве, на железнодорожном вокзале, за несколько минут до отправки поезда в одну из западнях стран, я увижу аккуратную чету иностранцев : папа, мама, мальчик и девочка. Девочка мне сразу напомнила ту заплаканную девчушку из чужой страны. Я всмотрелся внимательней в отца… Это был он – бывший сержант бывшей Советской армии. Мы обнялись. Вкратце его рассказ напомнил мне аналогический, который мне когда-то в патруле рассказала хозяйка частной лавочки в том иностранном городке. Союз развалился и никто его не искал и вопрос о депортации не подымал. А местные власти пошли на встречу как в вопросе оформления брака так и в вопросе гражданства. Сначала оформил вид на жительство а спустя несколько лет, приобрел гражданство. Первой родилась дочь, как две капли воды похожая на мать. Потом родился сын, похож на отца. Живут душа в душу. Алексей оказался находкой для иностранки в прямом смысле слова. Он, в отличии от их мужчин, может сам решать любые бытовые проблемы : вколотить гвоздь, починить кран, смастерить полку и т.д. А ее подруги для этого вызывают мастеров. И они им оказывают те же самые услуги… Но уже за деньги. Работает на макаронной фабрике. Жена домохазяйка, воспитывает детей. Согласно законодательства их государства, женщина родившая двоих и более детей, получает ежемесячное пособие в размере минимальной зароботной платы. Дети ходят в школу. Его зарплаты и пособия на детей им хватает. Впервые, за все время жизни за границей, гостевали у его родителей в Черниговской области. Сейчас возвращаются домой.
Минуты убегали… Под конец нашей встречи Алексей произнес :

- А помнишь Зам (мое армейское прозвище), как мы вчетвером : ты, я (Зеленый), Лаз и Гур (армейские прозвища наших сослуживцев) против «дедов» воевали, стояли стенкой и выстояли…Да, хорошее было время…
Обменялись адресами. Но так никак и не соберемся написать друг другу … Про что писать? Ведь мы по уровню жизни, культуре, образованию живем с ними как на разных планетах …

Итак нас вывели из чужой страны. Уволенные срочники разехались. Офицеры и прпорщики, временно, в течении шести месяцев, были прикомандированные к одной из воинскоих частей, расположенной на территории Украины. За это время большая часть, кому позволяла выслуга, уволились на пенсию. Еще часть нашли себе новые места службы. Как ни парадоксально, но это, в основном большинстве, были начальники продовольственного, вещевых складов, начальники продовольственной, вещевой службы, штабные работники. Не оказалось только вакансий для боевых офицеров и прапорщиков … Они увольнялись и, в основном, старались найти работу на гражданке. Поверьте, это было очень нелегко. Ведь у каждого жена, детишки… А тут и проблемы с трудоустройством, квартирным вопросом и т.д. Очень было обидно признать, что на гражданке мы никому не были нужны.

Пришло время бл…ей, нахалюг, бандюг и прапорщиков… Дивизию, которую вывели из Германии на территорию Украины, расформировали. Имея выслугу, на пенсию ушли заместитель командира дивизии полковник Королев и прапорщик Загребайло. Спустя четыре месяца бывший прапорщик создал малое предприятие с офисом в Киеве, а бывший полковник занимался поиском хоть какой нибудь работы. Пенсия в него была небольшая, сын студент, дочь только что вышла замуж, жена инвалид. И вот его бывший подчиненный – прапорщик предлагает :

- Эй, полковник! Иди ко мне на работу вахтером. Будешь стоять возле дверей и, открывать их вовремя передо мной. Плачу шестьсот баксов.

- Да пошел ты ! Никогда такого не будет, что бы полковник, хоть и бывший, перед прапорщиком прогибался... - в сердцах сплюнул полковник.

Прошло два месяца. Работы нет. Кредит, предоставленный банком на лечение жены, не погашается. И нищета толкает Королева на поклон к Загребайло :

- Если Ваше предложение остается в силе, то я согласен работать вахтером - опустив глаза заискивающим голосом произнес полковник.

- Да. Можешь приступать с завтрашнего дня, но с зарплатой триста баксов. Думать надо было быстрее - развалясь в кресле с превосходством ответил прапорщик.

Что делать? Выбора не было и, он согласился. Бывая в Киеве, я захожу к своему бывшему начальнику и он, виновато пряча глаза и воровато оглядываясь, несколько минут беседует со мной. Потом мы расстаемся. Я иду главной улицей города и никак не могу понять, как такое могло случится ..? В меня такое впечатление что все мы в этом мире заблудились на перекрестке прошлого с будущим …
Пятясь, мы уходим с проходного двора на улицу а между нами и толпой алым и голубым пятном на асфальте остаються два куплених и уроненых мною сувенирных платка с видами города. Один предозначался матери, другой - любимой девушке…