Июль 1914 года выдался жарким, но счастливым временем для Александра Гардаша и Екатерины Лозинской, которые пустились в свадебное путешествие по Европе. Начав его с Италии, они побывали в Испании, а теперь приехали в Вену, столицу увядающей Австро-Венгерской империи, недавно проигравшей Балканскую войну.
Однако никакого увядания на лицах горожан молодожены не заметили. В уютном отеле «Эрцгерцог Фердинанд», где они остановились, персонал был приветлив и доброжелателен. Гардашу заселение в отель, носивший имя австрийского престолонаследника, которого месяц назад застрелили в Сараево вместе с женой Софией, показалось дурным знаком. Но Катя была безмятежна, и наверное от этого Александр чувствовал себя спокойно.
Им отвели чудесный номер окнами в сад.
Несчастных люди обычно сторонятся. А счастливые, - наоборот, притягивают к себе тех, кто не прочь погреться у чужого костра. Молодым скоро надоело, что чуть ли не через каждый час раздавался стук в двери, появлялась то горничная со свежим бельем, которое меняли только вчера, то посыльный мальчик с цветами от портье, то официант с бесплатным шампанским от заведения. Зато по ночам, никем не тревожимые, они пили вино и занимались любовью. Утром им несли в постель кофе и горячие булочки, после чего, едва просмотрев заголовки утренних газет, они отправлялись на прогулку по городу.
25-летний Гардаш, пожалуй, выглядел старше своих лет, был на голову ниже своей жены, поэтому у него имелись причины для рефлексии. Он запирался в ванной, смотрел на себя в зеркало и тяжко вздыхал. Он искренне не понимал, с чего это Катя согласилась выйти за него замуж. И что она нашла в нем? От отца ему достались курносость, белые, словно выгоревшие в пустыне, брови, несоразмерные с маленькой головой чуть оттопыренные уши, из-за чего Александр носил длинные прически. Спина его хранила сутулость, какие бы упражнения он ни пытался делать. К тому же он имел маленький размер ноги, сапоги и штиблеты ему делали на заказ. Возможно, из-за этого он ревновал Катю. Ко всем живым существам. Даже к чужой болонке, которая случайно запрыгивала к ней на колени. Зато от матери Александр унаследовал красивые карие глаза, хорошую кожу и чувственные губы, которые, пожалуй, чересчур часто растягивались в усмешке под линией усов.
Гардаш служил инженером в Минной лаборатории. Скопленного жалования ему едва хватило на скромную свадьбу и позолоченные кольца для венчания. Зато красавица Катя получила у отца, графа Казимира Лозинского, достаточную сумму, чтобы ни в чем себе не отказывать. Поэтому она немилосердно таскала за собой Алекса по самым дорогим магазинам. Он снисходительно терпел, пока она примеряла платья, туфли, а в особенности шляпы, - да-да, именно шляпы, до которых имела особую охоту, как многие барышни в начале XX века, меняя их ежедневно. Она покупала всё, на что падал её взор, и тут же распоряжалась, чтобы покупки несли в отель.
Отобедав однажды в роскошном «Империале», они собрались вернуться в номер, чтобы предаться любимому занятию, и Гардашу казалось, что, по крайней мере, на сегодня с покупками покончено. Супруги наняли извозчика, который повез их в сторону парка. Но Катя заметила вывеску антикварного магазина, куда ей напоследок захотелось зайти. Тяжко вздохнув, Гардаш приказал извозчику ждать и поплелся вслед за подпрыгивающей на булыжниках женой в таинственный сумрак салона.
Прозвенел дверной колокольчик, навстречу молодым спустился антиквар, человек лет сорока на вид, который представился как Отто Вагнер. Из-за громкой фамилии ему часто приходилось объяснять, что ничего общего с родней великого композитора он не имеет. Но Катю это не заинтересовало. Она порхала по залу, подобно лиловой бабочке, то поднимаясь на цыпочки, то приседая, рассматривала предметы старины. Это были вещи из серебра, музыкальные инструменты, хрусталь, оружие, монисты и африканские маски. Наконец, до Гардаша донесся ее возглас:
- Милый, взгляни сюда! Ну, скорей, скорей!..
Подойдя к ней, Гардаш и антиквар увидели в руках Кати затейливого вида шкатулку из голубого камня, украшенную по углам золотыми вензелями.
- Разве это не чудо, Алекс?
Гардаш осмотрел вещицу со всех сторон, прикинул ее вес на ладони.
- Да-с… Тяжелая. А из чего она сделана, герр Вагнер? Лазурит? Или я не угадал?
- Бирюза, если уж вам так интересно, - неожиданно грубо ответил антиквар.
- А как она открывается? - защебетала Катя. - Я пробовала, ничего не вышло! Что там внутри? Что вы молчите? Так вы знаете или нет?.. Ой, нет, постойте, Вагнер, не говорите, я сама попробую угадать! Вы даже не поверите, как у меня это хорошо получается! Бывало, в Смольном вызовут к доске, ну, ни черта не знаю, а посмотрю в глаза профессору, и как будто вижу ответ! Ну-ка, дайте я вам в глаза посмотрю?
- Смотрите, сколько вам угодно, - разрешил Вагнер.
Катя, не отрывая взгляда от антиквара, подняла пальчик вверх, раскачивая им в такт словам.
- Открывается под музыку… Например, под вальс Штрауса… Это ведь нынче так модно!.. Господа!.. Я умираю от любопытства! А внутри… внутри нее… у нас…
Вагнер слушал ее, все больше хмурясь.
- Фройлен, - перебил он ее с желчной усмешкой на губах. - Даже не пытайтесь фантазировать, все равно не угадаете.
- Но почему?! - взвилась Катя и обвила шею Гардаша руками. - Алекс, милый! Почему этот человек перебивает меня? Фу, как некрасиво!
Вагнер забрал шкатулку у Гардаша и постучал ею по столу. Раздался глухой звук, как от молотка.
- Слышали? Это только с виду шкатулка! Внутри ничего нет, не было и не может быть! Только камень!.. Монолит!
Юная графиня стукнула по паркету каблуком изящной туфельки.
- А я все равно хочу ее купить!.. Вам ясно?.. Хочу, хочу, хочу!.. - И добавила, нарочно ёрничая, тыча пальцем в себя и в антиквара: - Я - платить деньги! Вы - продавать!.. Бизнес!.. Ферштейн?
- Эта вещь не продается! - сказал Вагнер, помещая шкатулку в витрину между фигурками языческих божков.
- Неслыханно! - возмутилась графиня.
Вместо ответа Вагнер махнул рукой, давая понять, что разговор закончен.
Лозинская вздохнула, отошла к окну, вытащила кружевной платочек, зеркальце и стала демонстративно утирать слезы. У нее был несчастный вид.
- Дорогая, - сказал Гардаш, - ступай к извозчику, подожди меня в коляске. А я останусь с продавцом. Может, мне удастся его уговорить.
Катя, надув губки, вышла.
Гардаш положил руку на плечо антиквара, заглянул ему в глаза и тихо произнес:
- Послушайте, Отто! Не огорчайте мою жену, у нас медовый месяц! Продайте ей эту чертову шкатулку, что вам стоит!.. Ну, подумайте, кому она нужна? Тем более, это даже не шкатулка, а имитация!.. Зато мы вам дадим такую цену, что не пожалеете, и сильно торговаться не станем!
- Может, купите хрустального всадника? Вот взгляните, Александр Великий, Венеция, шестнадцатый век.
- Нет, мне не нужна лошадь из хрусталя. И Македонский не нужен. Мне нужна шкатулка.
Антиквар погрузился в задумчивость, опустил пенсне и почесал нос. Он явно колебался.
- Почему вы вцепились в эту вашу вещицу? Семейная реликвия?
- Нет, но...
- Договаривайте!.. - нетерпеливо воскликнул Гардаш.
И Вагнер, оглядываясь на витрину, за которой из коляски нетерпеливо выглядывала Катя, рассказал, что полгода назад к нему постучался к нему один монах. По его голосу Вагнер понял, что монах взволнован и напуган, словно за ним гнались. Он-то и принес эту шкатулку. Антиквар думал, для продажи, но вместо этого монах попросил спрятать ее в магазине.
- Спрятать именно у вас? Он выбрал это место из десятков антикварных лавок Вены? Но почему?
- Не знаю.
Вагнер считал, что среди товаров шкатулка оказалась случайно, и за ней стоит какая-то тайна. А возможно даже и преступление.
- Преступление?! - вскричал Гардаш.
- Тише, тише! Чему вы удивлены? Я видел на бирюзе плохо затертые следы крови. Может, церковник захотел скрыть улику?.. Страшно подумать!.. Я отмыл пятна под краном. Может, не надо было?..
- Наверняка. Это собьет со следа сыщиков…. Кстати, отчего же вы не вызвали полицию?
- Монах хорошо заплатил и обещал вернуться. Однако я его так и не дождался. Минуло полгода, и вы первый, кому я об этом рассказал…
- И правильно сделали, облегчили душу!
- Это вы, русские, облегчаете душу, а мы лишь приоткрываем ее, и то в случае крайней надобности, - заметил Вагнер.
- Хорошо, - сказал Гардаш. - Про душу мне теперь почти все понятно. Но вы продадите, в конце концов, шкатулку? Решайтесь, сударь!
Антиквар надолго замолчал, а потом, резко повернувшись к Гардашу и тараща на него круглые глаза из-под стекол пенсне, выпалил:
- Пятьдесят крон!
Гардаш не выдержал и улыбнулся.
- Черт! - отругал себя Вагнер. - Вот всегда я спешу! Может вам это не по карману?
- Сотня вас устроит? - буркнул Гардаш.
Вагнер стал утирать пот со лба, засуетился, пытаясь скрыть волнение.
- Вы сказали, сотня? Я не ослышался?.. Целых сто крон?! Вы шутите!
- Я настроен более чем серьезно!
Пока Гардаш отсчитывал наличные, антиквар завернул товар, перевязал ленточкой. Они обменялись рукопожатием, но у самых дверей Вагнер тихо сказал Гардашу:
- Считаю своим долгом вам сказать, что я сделал всё, чтобы отговорить вас. Но вы оказались упрямы. Это ваш выбор. Я желаю вам с женой всего наилучшего. Но остерегайтесь, сударь. На этой шкатулке может лежать проклятие. Никто точно не знает, откуда она, как сюда попала и кто ее ищет.

Супруги уже забыли о шкатулке, которая украсила собою полку трюмо, прямо напротив постели, но однажды, когда они уже собирались покинуть Вену, вещица напомнила о себе, причем самым неожиданным образом.
В тот вечер, украсив спальню цветами и зажженными свечами, выпив, пожалуй, больше мозельского, чем обычно, они предались любви.
Эта ночь казалась им какой-то особо страстной и вдохновенной. Гардаш исполнял любые желания Кати. А графиня, как по Кама Сутре, предлагала одну позу смелее другой. В соседних номерах не могли заснуть, слушая нескончаемые стоны и вопли, но никто не посмел стучать в стену. Таков нордический характер европейцев, считал Гардаш, а также либерализм, впитанный с молоком матери.
В какой-то момент, не помня себя, Катя воцарилась верхом на Гардаше, спиной к его лицу, напротив трюмо, чтобы лучше рассмотреть свое тело. Поэтому именно она и заметила первой, как от шкатулки стало исходить пурпурное свечение, отражаемое в трех зеркалах. Внутри шкатулки будто тлели угли, как в утюге. Кате не хотелось останавливаться, и она успокоила себя тем, что все этой ей мерещится. Но когда шкатулка раскрылась (а ведь Вагнер убеждал, что она из цельного камня!) Так вот, когда чертова коробка всё же раскрылась, Катя почувствовала, что ее тело тащит куда-то вверх.
В разгар желаний Кате совсем не хотелось отрываться от Гардаша, но их тела не разъединились, а поднялись синхронно вместе с кроватью. Да и не только кровать, - и шкаф, и ширма в углу, вся незакрепленная мебель оторвались от пола и стали парить в воздухе.
Тут уже она не на шутку испугалась и вцепилась ногтями в спину мужа, который также не мог не заметить перемен и озирался по сторонам. Тяжеленная койка с молодой парой достигла уровня люстры, и ее хрустальные бусины, которые шевелились и позванивали от сквозняка, щекотали их лица.
- Что это, Алекс? - тяжело дыша, спросила Катя, испуганно оглядываясь по сторонам. - Может, мы уже спим, и нам все это снится?
- Нам обоим не может сниться один и тот же сон, - справедливо, но безумно заметил Гардаш и дотронулся пальцем до хрустальных шариков. - Не понимаю! По всем законам физики такого не может быть. Это будто на Луне, как пишет Герберт Уэллс. Или какой-то бокал был лишним.
- К черту мозельское, к черту твоего Уэллса вместе с его Луной! - закапризничала графиня. - Ты же мужчина? Вот и подумай, как мы отсюда будем слезать!
- А зачем слезать? Тебе со мной уже не нравится? - пытался отшутиться Гардаш.
- Нравится, - раздраженно пролепетала Катя. - Все было чудесно, просто дивно! Но если это не последствия оргазма… Возможно, мы оба заболели какой-то неизвестной болезнью или бредим! Я боюсь! - Она мелко перекрестилась.
- Не бойся и говори глупостей. Я говорил, что книги этого сумасшедшего выскочки Фрейда не доведут тебя до добра.
- Фрейд гений! А ты слабак!
- Я слабак?.. Я?!.
- Я хочу вниз! Мне все надоело! У меня чешется спина! Мне нужна ванна! Я хочу земляники со сливками!
- Давай я попробую спуститься, а потом сниму тебя.
Пока они спорили, кровать сама едва заметно опустилась, и Катя слезла, потопав босыми ногами к трюмо. Открытая шкатулка лежала на месте. В углублениях, отделанных темно-синим бархатом, лежали три соединенных друг с другом предмета непонятного назначения с золотыми иероглифами на поверхности.
- Алекс, иди сюда, - прошептала графиня, оглянувшись на мужа. - Ты не поверишь!
Гардаш слез с кровати, нащупал ногами шлепанцы и подошел к трюмо, уставившись на шкатулку.
- Антиквар убеждал нас, что она из цельного куска бирюзы, - возбужденно проговорила Катя. - А оказывается, она полая, но открывается, когда захочет. И внутри какие-то штуковины.
Он осторожно вытащил модули, легко расцепил их и принялся рассматривать.
- К тому же из-за них мы чуть не пробили лбами потолок, - снова пошутил Гардаш. Он чувствовал, как в нем нарастала веселая отвага.
- Боже милосердный! - поразилась Катя. - Да ты всё еще пьян!
- Я пьян от любви! - сказал Гардаш. - Хо-хо!
- Не ври, Алекс! Мне вовсе не до шуток! - серьезно проговорила Катя. - Неужели ты не понимаешь, что нам досталось нечто особенное!.. Не случайно же я не могла оторвать глаз от этой шкатулки!.. Женская интуиция!.. Может, из-за нее мы… взлетели?..
Лицо Гардаша сделалось серьезным.
- Так, погоди!.. Пока ты ждала в коляске, антиквар рассказал про монаха, который принес ему эту шкатулку. А после покупки Вагнер предостерег, что на ней может лежать проклятие…
Графиня слушала мужа с широко раскрытыми глазами.
- И ты молчал?.. Ты скрыл от меня?.. Это все равно, что соврал!..
- Катерина, успокойся!
- Ты мне солгал, негодяй!
- Я не хотел тебя расстраивать!
- А мы могли из-за этого умереть! Тебе понятно?
Катя, шатаясь, подошла к постели, бросилась на нее лицом вниз и заплакала. Гардаш подошел к ней и поцеловал спину.
- Катенька, дружочек, ну , не надо… Ты так хотела её купить… А я подумал, стоит ли огорчать тебя по таким пустякам?
Графиня повернулась к Гардашу заплаканным лицом, уткнулась носом в плечо, всхлипывая.
- Дорогой, это не пустяки, - шептала она. - Если ты меня хоть немного любишь, отнеси чертову коробку Вагнеру! Не захочет возвращать деньги, и не надо!
- Но почему? Антиквар тоже мог не знать, что внутри.
- Плевать! Верни, и всё!.. Наверняка ее украли из какого-нибудь музея!.. Поверь, она принесет нам несчастье!..
Гардаш помолчал, потом потянулся к пиджаку, висевшему на спинке стула, вытащил карманные часы, свадебный подарок отца Кати, графа Казимира Лозинского. Хронометр открылся с мелодичным звоном. Гардаш посмотрел на циферблат, вздохнул и захлопнул крышку.
По оконному стеклу стучали капли.
- Сейчас четверть одиннадцатого, и дождь, - молвил он в тишине. - Вагнер наверняка закрыл заведение и пошел домой.
- Ну, и пусть! - упрямилась графиня. - Разыщи его, где хочешь, милый! Поспеши! Я буду ждать тебя!
Гардаш оделся, положил покупку в саквояж, взял зонт и покинул номер.

От отеля «Эрцгерцог Фердинанд» до Бауэрштрассе, где располагалась лавка Вагнера, не больше четверти часа ходьбы. Поэтому Гардаш не стал нанимать извозчика - да и где его сыщешь в дождливую погоду. Он отправился ближней дорогой через парк. Он удачно миновал аттракционы, кафешку с навесом, под которым, озаряемые желтым светом, сидели мужчины и женщины в немыслимых шляпах с бутоньерками на фруктовую тему, и вышел на улицу города.
Вена, не смотря на дождь, только начинала ночную жизнь, звенели трамваи, квакали клаксоны редких автомобилей, в окнах и витринах, - повсюду горел свет. Гардашу нужно было пройти еще квартал, чтобы свернуть на нужную улицу. Он печатал шаг широко, твердо и мрачно, как солдат, знающий маршрут. Он не обращал внимания ни на предсказателей будущего, ни на нищих, ни на проституток, которые выходили ему навстречу из тени домов, как приведения. Но выйдя на Бауэрштрассе, он еще издали заметил скопление машин с включенными фарами, фигуры жандармов среди толпы у нужного ему дома.
Гардаша охватило неприятное предчувствие. Подойдя поближе, увидел, что два нижних этажа в огне, и пожарные тщетно пытаются сбить пламя. Как раз в тот момент, когда он очутился среди зевак, заворожено глядящих, как языки пламени лижут изнутри овальные стекла витрины, отделанные хрустальными фасетками в венецианском духе, к ногам пожарных рухнула почерневшая вывеска: «Древности и диковины Отто Вагнера».
- А где же хозяин лавки? - спросил Гардаш толстого и усатого брандмейстера, похожего на моржа в каске, который оказался рядом с ним.
- Погиб, - ответил Морж. - Его квартира над магазином.
- Разве? - спросил Гардаш.
- А чему вы удивляетесь? - подозрительно глядя на Гардаша, спросил в свою очередь Морж. - Многие владельцы магазинов при них и живут. Сторожей нанимать дорого. Простите, вы иностранец?
- Я русский, из Санкт-Петербурга, - ответил Гардаш. - Мы тут с женой в свадебном путешествии… Но же как это могло случиться? Несчастный Вагнер.
- Говорят, антиквар разбил окно, - сказал брандмейстер, - звал на помощь, бедняга. Люди кричали: прыгайте, мы поймаем, растянули одеяло. Но видать, Вагнер испугался высоты. Или дымом отравился. Полыхало сильно, как от бензина. Хотя, с другой стороны, никаким бензином не пахнет... Вы, например, слышите запах?
Гардаш принюхался.
- Обычной гарью тянет.
- Вот и я тоже говорю, - сказал брандмейстер, сдвинув каску на лоб и почесав затылок. - Мы подозреваем поджог. Хотя как его докажешь? Улики нужны. А теперь, - он кивнул в сторону пожарных, - зальем все водой, и будет лишь грязь.
- У нас в России тоже поджигают дома, а потом землю за бесценок скупают, - зачем-то сказал Гардаш, но сразу одернул себя, подумав, какое дело венскому пожарному до русских мошенников.
Морж помолчал, а потом сказал:
- Повсюду одно и то же свинство.
И тут Гардаш заметил на другой стороне улицы двух людей, похожих на монахов, в черных балахонах, подпоясанных толстыми веревками. Их лиц не было видно, лишь черные провалы под низко надвинутыми капюшонами. Ему показалось, что схимники показывают на него пальцами, о чем-то переговариваясь. От брандмейстера не ускользнул его взгляд.
- Кто эти люди? - спросил Гардаш.
- Иезуиты.
- Местные?
- Нет, говорят, их монастырь в Швейцарии, где-то в горах.
- А что они делают в Вене? - удивленно спросил Гардаш.
- О!.. Это интересный вопрос!.. - Он понизил голос и добавил: - Я слышал от знакомых полицейских: орден закрытый, вроде тайного клана, пытается контролировать всю Европу! Да и не только!.. Они знают о нас всё, а мы о них - ничего. Формально они подчиняются Ватикану, поэтому магистрат в их дела не вмешивается.
- Даже если они нарушают закон?
Морж посмотрел на Гардаша заинтересованно и чуть насмешливо.
- О чем вы?.. Да нам бы от социалистов избавиться! Развелось их, как тараканов! От них, сударь, весь террор!.. А вы? Небось тоже начитались дурных книжек? Вы случайно не марксист?..
Гардаш рассмеялся.
- Вообще-то, я дворянин.
Морж оглушительно чихнул. Потом добавил с облегчением, отряхивая пепел с плеча Гардаша.
- Вы бы ступали домой, господин. А то жена заругает: одежда ваша дымом пропитается, будете, как копченый окорок… Вы знали господина Вагнера?.. По глазам вижу, что знали. - Он протянул Гардашу картонку. - Вот моя визитка. Звоните, если нужна будет помощь. - И улыбнувшись, отдал честь.
Дождь прекратился, и только редкие капли еще падали в лужи.
Гардаш дошел до улицы, граничащей с парком, и на углу снова увидел людей в черных капюшонах. На сей раз, их было уже четверо. Он ускорил шаг, иезуиты шли за ним, молча, насуплено опустив головы и спрятав руки в рукава. Что там у них, в рукавах, кто знает? А вдруг кинжалы? Или обрезы? О том, чтобы срезать путь через парк, уже не могло быть речи. Гардаш шел по улице быстро, не оглядываясь и стараясь смешаться с толпой. Увидев подворотню, он резко свернул в нее и спрятался за виноградной перголой.
Уже через десяток секунд послышались гулкий топот каблуков по камням и голоса. Говорили негромко, взволнованно, но на латыни, которую Гардаш ненавидел со времен гимназии, и не понял почти ни слова. Он осторожно раздвинул лозы и увидел трех иезуитов. Двое показывали пальцами в глубину двора, остальные - на подворотню.
Им нужна шкатулка, вдруг понял Гардаш. Знают ли они, что находится внутри? Наверняка! Иначе бы не устраивали за мной охоту. Катя оказалась права, они с ней ввязались в опасную игру. Но что теперь делать? Бросить им под ноги проклятую вещицу и бежать? Это тоже не вариант. Особенно, если у них не принято оставлять свидетелей.
Гардаш понял, что они с Катей невольно оказались посвящены в чужую тайну, и более того, стали ее очевидцами. Но те, кто причастен к ней, кто взял на себя право владеть и распоряжаться ею, не остановятся ни перед чем. Сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди, кровь прилила к лицу, в глазах темнело. Гардаш на всякий случай зажал рот ладонью. Послушав тишину, иезуиты направились через подворотню на улицу.
Гардаш понял, что его ждут у арки. Стоит ему только выйти из укрытия, его схватят. Другого выхода из двора, чем через арку, он не знал. Наконец, успокоившись, он разглядел метрах в пяти за своей спиной пожарную лестницу на стене дома. Он снял с пояса ремень, прицепил его к саквояжу, перекинул через плечо. Затем рванул к лестнице, допрыгнул до нижней перекладины, подтянулся и стал карабкаться наверх. Саквояж то и дело соскальзывал и бил по ноге.
Но даже на крыше он не чувствовал себя в безопасности. Осталось ждать. Он надеялся, что Катя не станет поднимать паники по поводу задержки его, и скорее всего, спит после бурной любви. Гардаш уселся на приступку каминной трубы, вытащил шкатулку и захотел рассмотреть ее более подробно.
Как инженер, он поразился, насколько точными должны были быть инструменты неизвестного мастера, чтобы добиться такого слияния крышки с корпусом. В закрытом виде они производили впечатление абсолютного монолита. Это было сделано так искусно, что не нарушалось ни одно, даже мельчайшее кружево бирюзы, рисунки, созданные природой, естественно продолжали друг друга. Между крышкой и корпусом Гардаш проложил носовой платок: он боялся, что шкатулка захлопнется, и он ничего не докажет антиквару.
Но теперь в этом отпала нужда. Вагнер погиб. Свадебный отпуск оказался испорчен. А сам Гардаш превратился в мишень для таинственных незнакомцев, которые охотились за своей реликвией.
Здесь, в центре Вены, в ненадежном укрытии, ему казалось, что избавься он от шкатулки, и жизнь наладится, вернется к состоянию счастливого полета, которое он испытывал рядом с Катей. Они продолжат свадебное путешествие, как планировали: в Германию, а там на пароходе до Хельсинки, где уже был заказан билет на Санкт-Петербург, между прочим, первым классом.
Подумав надо всем этим, Гардаш решил, что лучше избавиться от странных минералов, но оставить чудесного вида шкатулку. Да, черт подери, шкатулку за сто крон ему было жаль. Он дотянулся до жерла каминной трубы, выставил модули за кирпичную кладку и разжал пальцы. Но камни не собирались падать. Очевидно, это не входило в их планы. Гардаш не поверил своим глазам, но они повисли над провалом дымохода, из которого теплый ветерок кружил хлопья сажи. Вопреки закону тяготения модули замерли, озарились пурпурным светом, соединились с легким щелчком, и переместились в шкатулку. Ткань выпала, крышка захлопнулась.
Гардаш пришел в ярость и выругался на языке своей родины.
Он редко матерился, но в данном случае не умел и не хотел по-иному выражать свои чувства. Он схватил голубую шкатулку, сжал ее, оглядываясь, обо что бы треснуть ее, но вместо этого поднял над головой и заорал, забыв, что его могут услышать враги. Это был вопль не столько страха и отчаяния, сколько бессилия перед обстоятельствами, которые заманивали его в игру, правил которой он не знал.
Выкурив папиросу и успокоившись, Гардаш положил шкатулку в саквояж и вдруг понял: с этими камешками, которые явно обладают не известными науке свойствами, его жизнь уже не будет прежней. Кто-то будто бы решил управлять его судьбой, и уже стал изменять ее, как бы он не противился и что бы ни пытался предпринимать. Гардаш обратился к Богу, моля его только об одном - уберечь юную жену, 18-летнюю графиню Катю Лозинскую, самое дорогое существо на свете.
Над крышами уже занимался рассвет, когда вернувшись к реальности, Гардаш предположил, что если бы иезуиты знали, где они с Катей остановились, то уж точно выследили их. Он потерял слишком много времени, не зная еще о том, что подобная потеря - подобна потери крови. Подхватив саквояж, он пошел вдоль крыши, нашел слуховое окно, через которое выбрался на чердак дома, а оттуда спустился через черный ход и оказался на улице.
Он огляделся. Преследователей нигде не было видно, и Гардаш отправился домой.
Однако в отеле его ждал очередной сюрприз: Кати там не оказалось. На столе в номере он увидел красную розу в бокале для шампанского и прислоненный к ней конверт. С недобрыми предчувствиями Гардаш вскрыл его. На бланке отеля торопливым почерком Кати было написано:

27 июля 1914 года,
отель «Франц Фердинанд».
Алекс, любимый!
Принесли телеграмму: тяжело заболела мама, она в больнице. Папенька умоляет приехать. Я ждала тебя, сколько могла, но через час уходит поезд на Санкт-Петербург, а следующий - только через двое суток. Багаж упакован. Мне нельзя ждать. Я надеюсь, ты поймешь и простишь меня. Возвращайся скорее, жду тебя дома.
Целую,
твоя Катя.

Скомкав письмо в кулаке, Гардаш понесся вниз, к портье, перепрыгивая через три ступеньки.
- К моей жене приходил кто-нибудь? - спросил он. - Ее увезли насильно?
- Нет, что вы! - сказал портье. - Фрау Лозинская распорядилась об извозчике еще до полуночи, когда вы изволили уйти. Мы помогли погрузить ее вещи, и она отправилась на вокзал.
- Мне срочно нужно в Петербург! А поезд только в среду! Может быть, добраться до Женевы и оттуда…
Портье смотрел на русского с горькой улыбкой, как на ребенка.
- Господин Гардаш, - молвил он, кладя перед ним на стойку раскрытую газету. - Разве вы не слышали? Сегодня наш император, да хранит его Господь, объявил войну Сербии. Границы закрыты. Я сожалею.
Гардаш схватил газету, впился в текст сообщения.
- Боже правый! - вырвалось у него. - Они не простили убийства эрцгерцога! Так я и знал! Но ведь Сербия связана договором с Россией?
Портье вздохнул.
- Да, боюсь, начнется большая драчка, господин Гардаш. Французы и англичане уже покинули отель. Остались швейцарцы, да еще американцы, которым на всё наплевать. Хотите что-нибудь выпить? Мы сегодня наливаем всем желающим.
- Нет, уж, спасибо, - сказал Гардаш, - не вижу повода.
- Вы русский подданный, вам лучше пока остаться в Вене. Война не скоро докатится до нас. И вы будете в относительной безопасности.
- Не уверен, - ответил Гардаш. - Пожалуйста, подготовьте счет, я уезжаю.