|
Пианист Друнов, по кличке Дрюня, и его старый друг, коммерсант Нечаев, выпивали на веранде, закусывая дыней. Между ними бродила собака.
При словах Нечаева "... и, кстати, я никогда еще не..." зазвонил телефон. Выпив, Дрюня встал, желая снять трубку, но поскользнулся, взмахнул руками, подобно птице, которая собирается взлететь, и рухнул на пол. Собака, взвизгнув, выбежала во двор.
Удивленный Нечаев медленно поставил свою рюмку на стол и увидел на шее Дрюни кровь.
Телефон продолжал звонить.
- Я жив? - держась за голову, безумно спросил Дрюня, но ответа не получил.
Телефон умолк.
Он попросил Нечаева посмотреть, что у него там с головой, ведь упал нешуточно, хотя и не очень болит, так, саднит немного. Нечаев задрал голову Дрюни, глянул на его затылок, охнул, и, зажав рот, выбежал вон.
Дрюне захотелось встать с пола, но он боялся. Кое-как, опираясь на руки, подобно инвалиду, он подполз к столу, и первым делом допил чужую водку.
Вернулся Нечаев, держа на поводке собаку, как пограничник.
- Ты себе не представляешь! - заорал он. - Весь участок обегал, а она под крыльцом сидела, гадина! - Он шлепнул собаку по загривку. - Но от меня не спрячешься!
Поджав хвост, собака подошла к Дрюне, лизнула ему руку и виновато заглянула в глаза. Нечаев продолжал орать, обзывая собаку чертовой сукой. Дрюня же, промокая голову салфеткой, впал в меланхолию и принялся бормотать.
Если восстановить причинно-следственные связи, рассуждал Дрюня, то он поскользнулся на кожуре от дыни, и это факт его печальной жизни.
До повреждения затылка головы Дрюнея пустой риторикой не отличался, но теперь ему захотелось проверить, отшибло память или нет.
Нечаев напрягся, ища для себя оправдание, и нашел его.
- Я не виноват, что собака любит дыню, а мы с тобой водку.
Прибежала Сорокина, бывшая жена Дрюни, и началось дознание.
- Я вам звонила раз сто, - сказала Сорокина. - Поднимаюсь на крыльцо, а там кто-то наблевал.
Дрюня сразу же пояснил, что это не кто-то, а конкретно Нечаев, который не выносит вида крови, и показал свой затылок. Сорокина сразу же грохнулась в обморок, но довольно удачно, совсем не повредив туловище, которое оказалось на полу, а ноги на диване. При этом юбка Сорокиной задралась, и друзья некоторое время тупо рассматривали нижнюю половину ее тела.
Затем бывшая жена Дрюни пришла в себя, одернула юбку и сказала справедливые слова:
- Пить меньше надо. Теперь придется накладывать швы.
Она, как умела, оказала первую помощь раненому: прикрыла рану женской прокладкой вместо марли, перевязала голову Дрюни старой наволочкой, вызвала неотложку, и они пошли во двор.
Над домом мерцали звезды, на крышу падали теплые яблоки, скатываясь к ногам Нечаева, Сорокиной и Дрюни, и им стало грустно.
- Я так и не поняла, обо что ты ударился? - спросила Сорокина.
- А я не понимаю, зачем ты со мной развелась, - сказал Дрюня, - вроде жили, как люди.
- Не начинай, а!.. Сколько раз можно про одно и то же? Ты же знаешь, что я люблю Нечаева. Еще со второго курса. И он меня любит. Правда ведь, Нечаев?
Вместо ответа Нечаев поднял с земли желтое яблоко, обтер его о трусы и сочно откусил. Он заметил, что, справедливости ради, со второго курса Сорокину любит Дрюня, а он, Нечаев, - с третьего, когда всей группой в Кострому на практику ездили, а Дрюню выгнали за неуспеваемость, и он пошел служить пианистом в баре. Затем Нечаев выплюнул семечки яблока и прибавил, что теперь это не имеет значения, поскольку Дрюня треснулся об угол пианино, и теперь инструмент снова настраивать придется.
- Спрашивается, за каким чертом я ему купила пианино? - сказала Сорокина. - Наверное, чтобы играл, а не головой о него трескался...Тебе плохо, Дрюня? Нашатырь принести?
- Спасибо, не надо. У тебя коньяк остался? Если остался, дай хлебнуть, не жадничай.
Сорокина, поколебавшись, вытащила из сумки фляжку, отвернула пробку, и Дрюня сделал порядочный глоток.
- Хорошо, что ты не лбом треснулся, - сказал ему Нечаев, тыча пальцем себе в лоб. - Говорят, где-то там гипофиз. А если повредить гипофиз, можно навеки стать импотентом.
Дрюня заготовил гневную отповедь Нечаеву, но тут за калиткой мелькнули фары неотложки, приехали медики, и молодой доктор попросил рассказать, что случилось.
- Видите ли, - вежливо сказал Дрюня врачу, - началось с того, что собака ела дыню...
Медики переглянулись.
- Ну, конечно, - задумчиво молвил врач, пристально глядя на больного, - собака ела дыню... Можете не продолжать, а то последние силы растратите. Сознание не теряли? Голова не кружится? Не тошнит?..
- Это его тошнит, - сказала Сорокина, указывая на Нечаева. - А меня тошнит от них обоих.
- Детка, - обратился врач к медсестре, - обзвони ближайшие... - И прибавил: - А все-таки хорошо у вас на даче. Расслабляющая обстановочка.
Тут врач зачем-то вспомнил про свое детство, про мать, которая мочила антоновку, а медсестра смотрела на него влюбленными глазами.
- Вам яблок набрать? - предложил Нечаев врачу, когда тот, наконец, умолк. - У нас яблок, ужас как много. Не знаем, куда девать.
- Яблоки, можно, - ответил врач, кивнув. - Показывайте ваш сад...
Нечаев и врач скрылись за домом.
- Сто шестьдесят третья? - сказала медсестра в трубку. - У нас тут травма головы... Ну, рваная рана, продольная, по затылку, сантиметров восемь...
- Можно я вас за ногу подержу, - попросил Дрюня медсестру, - а то чего-то мне не по себе?
- Ну, подержите, - привычно согласилась медсестра, прикрыв трубку, - только не выше коленки.
- Хорошо, хорошо, - сказал Дрюня, запустив лапу под халат и ухватившись за плотное бедро, обтянутое джинсами.
- Нет, нет, постойте, - сказала медсестра в трубку, ёрзая, - я уже в пятнадцатую звонила, и в тридцать вторую, у них в коридорах лежат. А в Склифе одни огнестрелы и ножевые, воскресенье ведь!.. Хорошо, записываю...
- Какой же ты все-таки, Дрюня, поросёнок! - молвила Сорокина, косясь на ногу медсестры. - Всё тебе ни по чём!.. Подыхать будешь, а бабу мимо себя не пропустишь!..
- Вы его жена? - спросила медсестра, неохотно убирая ладонь Дрюни со своей ноги.
- Бывшая,- подчеркнула Сорокина. - Позавчера развелись. Через загс. Он меня, считайте, бросил.
- Это неправда, девушка, я её не бросал, - молвил Дрюня таким тоном, словно перед ним был мировой судья. - Она сама ушла к Нечаеву. А еще считается, друг. Как вам это?
- О, боже! - сказала медсестра, вздохнув.
- Что, боже? - передразнила Сорокина, тыча пальцем в сторону Дрюни. - Что боже?.. Вы присмотритесь к нему! Ничтожный тип! Толку никакого!.. Из-за него я даже ребенка не смогла завести!..
- Я тебя прошу, дружок, не кричи, - сказал Дрюня бывшей жене, поправляя повязку на голове.
- Пьет, как лошадь Пржевальского, - продолжала Сорокина. - А у Нечаева все-таки бизнес, киоск продуктовый! Вот продадим дом, еще парочку ларьков купим!.. А это уже не пустяк! Вы согласны?
Из сумерек в круг света вошли пьяный Нечаев с корзиной яблок и довольный врач.
- Ну, что же, - весело сказал врач Дрюне, - собирайтесь!
- Я, пожалуй, поеду с тобой, друг! - сказал Нечаев, шатаясь.
- Ты не доедешь, милый! - озаботилась Сорокина, обращаясь к Нечаеву. - Оставайся на хозяйстве, прибери тут. И на крыльце тоже. Тряпки и ведро под лестницей. С этим засранцем поеду я.
- До машины дойти сможете? - спросил врач Дрюню. - Ну, давайте, потихонечку...
Раненый обнял за плечи бывшую жену и врача, они двинулись к машине. Сзади шла медсестра с корзинкой в одной руке и чемоданчиком в другой, и над ними висел синий вечер.
Пока машина, включив сирену, пробивалась через пробки, совсем стемнело. За окнами мелькали огни.
- Если я умру, - печально молвил Дрюня, - не ходи ко мне на могилу. Не хочу, чтобы вы с Нечаевым глумились над моими останками.
- Дурак ты, - проговорила Сорокина, качая головой, - дурак и неудачник. У тебя даже умереть, как следует, не получается. Скажи, почему все самое гадкое, самое отвратительное у меня происходит именно с тобой?
- Это, очевидно, потому, что я думаю о другом.
- О чем?
- О музыке.
- Поэтому тебя из института и выгнали! А если б не выгнали, получил диплом и стал автодорожником, как мы с Нечаевым!..
- Ну, да, - задумчиво возразил Дрюня, - поэтому ты кофточки вяжешь, а Нечаев пивом торгует.
- Нет, наверное, лучше долбать по клавишам за копейки, как ты!.. Двуличный ты тип, Дрюня! Правды от тебя никогда не добьешься!.. Что ты, кстати, собираешься рассказать в больнице? Как объяснишь врачам, что хряпнулся о собственное пианино?
- Скажу правду: собака ела дыню. Правда любого человека обезоруживает.
- Браво! - воскликнула Сорокина, хлопнув в ладоши. - И тебя сразу же упекут в дурдом! Где и кто видел, чтобы собаки ели дыню? Лучше уж помалкивай!
В грязном коридоре приемного отделения сидели пострадавшие. Бывшим супругам велели подождать, и они покорно уселись на пластиковые стулья. Потянулось время. Повязка пропиталась кровью.
Тут на Дрюню нахлынуло чувство безотчетной любви к человечеству, и он решил обратиться к другим больным со словом милосердия и утешения.
- Что с вами произошло? - спросил он сидевшую рядом девушку с распухшим лицом и забинтованными руками.
- Да пошел ты!
- Напрасно вы со мной так, - обиженно молвил Дрюня. - Я спрашиваю вас со всей искренностью и миролюбием, как человек, очевидно, так же, как и вы, попавший в беду.
Девушка посмотрела на Дрюню недоверчиво, пожала плечами.
- Так же, да не так!.. Шла домой, какие-то гады сумку отняли и стали бить... Меня обычно мой парень на остановке встречает, а тут мы поссорились, и он не встретил... Голова болит ужасно. У вас тоже?
- Самое странное, что нет, - участливо ответил Дрюня, - только гудит немного... Я, вообще-то, ударился о пианино. Это случайно вышло. Собака ела дыню...
Девушка впервые посмотрела на него с любопытством.
- Слушай, Дрюня, заткнись, а!.. - рявкнула Сорокина. - А вы не слушайте его!.. Разве не понятно, что человек заговаривается? - Она покрутила пальцем у виска.
- Нет, мне интересно, - возразила девушка. - И я очень даже верю насчет пианино!..
- Вот видишь! - сказал Дрюня бывшей жене. - Еще находятся люди, которые мне верят!
- Меня эти отморозки головой об асфальт били!.. - пожаловалась девушка. - Я на какой-то момент даже отрубилась! Кстати, в этот самый момент мне показалось, что вокруг летают ангелы... Вы представляете? Я думала, такого не бывает...
- Такое бывает, - молвила сидящая рядом старушка с загипсованной ногой. - Я даже вам больше скажу: я думаю, что все мы уже умерли и сидим на том свете...
- Аминь, - сказала Сорокина.
- Расскажите, пожалуйста, как вы на том свете очутились? - заинтересовался Дрюня. - Ведь это потрясающий опыт!
- Да-да, нам всем интересно, очень-очень-очень! - поддержала девушка с распухшим лицом, прикрывая платком синяки.
- Шла за чайником на кухню, зацепилась ногой о трубу, - сказала старушка. - У нас как раз в доме трубы меняют... Ну, и шмякнулась.
Дрюня осенил девушку и старушку широким крестным знамением.
- Смею вас уверить, - сказал он, - вы живы, и на этом свете, а не на том. И с вами все будет хорошо. Вот увидите!
- Вы добрый человек, - растрогалась старушка. - Вам бы в доктора!.. А то здесь не доктора, а какие-то врачи без границ...Сволочи, а не врачи!
- Он аферист! - снова встрепенулась Сорокина, указывая пальцем на Дрюню. - Музыкантишка поганый! Если хотите знать, он испортил мне всю жизнь! И он неадекватен, потомку что пьян, как суслик!
В коридоре появилась толстая медичка с косой, торчащей из-под шапочки.
- Кто тут Друнов? Вы?.. Давайте на рентген!
- Это еще зачем? - удивилась Сорокина. - Он же кровью истекает! Перевязка отменяется?
- Какие мы тут все умные! - сказала медичка. - А если гематома?.. Отпустим домой, а он бряк - и помер!.. Кому отвечать?.. Поднимайтесь, больной!.. А вы, дамочка, не шумите!
Дрюня лежал на столе под рентгеновским аппаратом, и при этом его посещали самые неподходящие мысли. Например, о том, что он головой ударился, а вот космонавтам при их подготовке к длительным полетам еще и не такое терпеть приходиться.
Медичка потрогала повязку на его голове и сказала:
- Сворачиваемость отличная! До утра точно жить будете! Что случилось?
- Мы с другом выпивали, - начал Дрюня, - а собака в это время ела дыню...
- Так, ясно, - сказала медичка. - Я бы на вашем месте записалась к психиатру. Приходите завтра к шести утра, к нему очередь на три месяца...
- Вы думаете, всё настолько серьезно? - заволновалась Сорокина.
- Я не псих, - возразил Дрюня. - И память у меня не отшибло, клянусь!.. Вот спросите меня, когда Беховен родился, ну, спросите! Что, боитесь, да?..
- Я не боюсь... Чего спрашивать, если я сама не знаю, когда он родился?
- Зато я точно знаю, в 1770 году! А умер в 1827-м!..
- Лежите тихо. Вам вредно разговаривать, а то тоже, не ровен час, помрете. Скажу, не дышать, не дышите!..
В операционной раздетого до пояса Дрюню уложили лицом вниз, разрезали тряпьё, выстригли волосы на месте раны. Все, что он теперь видел перед собой, это лохань, в которой среди сукровицы плавали его волосы. Среди них Дрюня заметил пару седых и расстроился.
- Если я даже нынче не выживу, - сказал он, - то это ничего. Я и так многое в жизни повидал.
- Ну? - спросил хирург Сорокину. - Вы ему кто будете?
- Она моя жена, - сказал Дрюня.
- Бывшая, - поправила Сорокина.
- Это не важно, - сказал хирург. - У меня к вам вопрос. - Хирург вытащил откуда-то моток. - Это кетгут. Мы им швы накладываем.
- А я думала, это леска на акулу, - сказала Сорокина.
- Ничего удивительного, - сказал хирург. - Это отечественный кетгут, его в Казани делают. Из воловьих жил.
- Не понимаю, зачем вы мне это говорите, - сказала Сорокина, передернув плечами. - Шейте, да и все дела! И так до полвторого продержали! Я уж с ног валюсь, как спать хочется!
- Я-то швы наложу, - сказал хирург, - но больше пяти не получится, а нужно восемь... - Он показал Сорокиной другой моток, тонкого кетгута. - Лучше бы вот этим, швейцарским, но не бесплатно.
- Сколько? - раздался голос Дрюни со стола.
- Триста, - отвечал хирург.
- Евро? - не поняла Сорокина.
- Ну, что вы, рублей, - успокоил хирург.
- У меня больше сотни не наберется, - сказал Дрюня, сплюнув в лохань. - Значит, меня зашьют, как полковую лошадь?
Сорокина обошла стол и приблизилась к окровавленному лицу Дрюни.
- Это не ты, а я лошадь! Работала на тебя всю жизнь! А от тебя хоть копеечку видела?
- А гонорар за мюзикл "Слава демократии"?
- Когда это было? Ты еще свою кабачную юность вспомни!
Хирург нервно переминался с ноги на ногу.
- Извините, - сказал он, - меня другие больные ждут. Там в коридоре целая очередь.
- Давайте так, - сказала Сорокина, вынимая кошелек. - С него сто, с меня сто пятьдесят. И точка.
- Значит всего двести семьдесят, - сказал хирург, разматывая моток с кетгутом.
- Вы мне голову не дурите, лично я о пианино не ударялась! - Сорокина так стукнула кулаком по операционному столу, что Дрюня вздрогнул. - Два стольника и полтинник, это сколько у нас получается? Двести пятьдесят!
- Ладно, - сказал хирург, - по рукам. Но без новокаина.
- Мне плевать, - сказала Сорокина. - Если вам его не жаль, то мне уж - тем более.
Хирург сделал первый стежок, Дрюня ойкнул.
- Доктор, нельзя же так, по живому!..
- Тогда хоть сигарет оставьте. Буфет закрыт, а к ночному киоску два квартала бежать надо.
Сорокина раскрыла сумочку и дала хирургу десяток сигарет. Он распаковал шприц, набрал в него мутной жидкости, сделал несколько уколов вокруг раны и подергал Дрюню за волосы.
- Ну, теперь как? Еще больно?
- Вы знаете, нет! Такое ощущение, что я без головы!
- Я об этом давно догадывалась, - сказала Сорокина.
- Прекрати, ради бога, - сказал Дрюня, - мне и так тошно...
Ладно, пошла на воздух, - сказала Сорокина. - Я, вообще, не понимаю, что я тут делаю! Бред какой-то!
Когда она ушла, хирург стал накладывать шов за швом, и Дрюня ничего чувствовал. Только когда затягивали узлы, морщился.
- А теперь, когда жена вышла, скажите честно, как вы получили данную травму?
- Доктор, какой у нас по счету узел?
- Четвертый. Вам-то что за дело? Это ведь я вас зашиваю, а не вы меня.
- Ну, да... Это правильно... Вот... Значит, успею рассказать... Собака моего друга Нечаева, который собрался жениться на моей жене, ела дыню...
- Кто ел? Жена?
- Нет, вы не поняли, это собака. Овчарка. Глашей зовут.
- Ага, ага... А вы были против?
- Доктор, вы и вправду думаете, что я сумасшедший?
- Я думаю, что собаки не едят дынь. И ненавижу, когда врут!.. Скажите уж правду: напились и рухнули!
Дрюня, оперевшись руками о стол, резко сел, ножницы и игла полетели на пол.
- Как вы смеете! - заорал он, испугавшись своего голоса. - И почему мне никто не верит?!. Я вам говорю, чертова собака жрала долбанную дыню, которой ее угощал Нечаев, тот, что увел у меня жену! Вот я и поскользнулся на кожуре!.. Проклятье!..
- Врете!
- Я вру?
- Вы, вы!..
- Как вы можете!..
- Могу!.. Потому что я держал собак!.. И даже не одну!.. Я про них всё знаю!.. Жрали всяко-разное! Бывало, и капусту! Одна даже селедку ела!.. Но чтобы дыню?!.
Марево огней над городом сменил сизый рассвет, когда забинтованный Дрюня и усталая Сорокина, похожая на растрепанную птицу, приблизились к киоску "Пиво-воды".
- На такси все равно нет, - сказал Дрюня. - Хоть бы воды попить. Очень пить хочется. Не одолжишь десятку? У нас в оркестре получка в среду.
Сорокиной тоже хотелось пить, поэтому она не стала спорить, и купила запотевшую бутылку воды. Она отхлебнула порядочный глоток и дала Дрюне. Он тоже попил воды и стал смотреть на туловище Сорокиной.
- Чего уставился? - спросила Сорокина. - Думаешь, я к тебе вернусь? И не мечтай! Я даже думаю, что ты нарочно треснулся башкой о пианино, чтобы я тебя пожалела!.. - Она забрала бутылку и снова припала к горлышку. Потом сплюнула и добавила. - Дрянь а не вода!.. И керосином отдает!.. А еще написано, из святого источника!.. Так вот!.. У тебя нет ни малейшего собачьего шанса!
Пока она произносила эту тираду, Дрюня скользил глазами по Сорокиной, и взгляд его становился все более удивленным.
- Слушай, прекрати меня запугивать! Что с тобой? Снова плохо? Может, вернемся?
- Нет, нет, но если я тебе скажу, ты все равно не поверишь...
- Опять твои приколы? Хитришь?.. Значит, так, Дрюня, объясняю тебе в последний раз...
Но он уже ничего не слышал. Бывшая жена виделась ему вся в голубом свечении и насквозь. Внутренности ее колыхались перед его взором. Это было очень увлекательно. Будто бы Дрюня смотрел триллер и не мог оторвать глаз. Вода, которую глотала Сорокина, толчками двигалась по пищеводу в желудок, дергались кишки, билось сердце, разгоняя кровь по артериям и сосудам.
- Господи, - тихо спросил Дрюня бога, - а это мне еще зачем?
Бог ничего не ответил.
Тогда Дрюня перевел взгляд на живот Сорокиной, и с еще большим изумлением увидел внутри странное существо. Существо не двигалось. Очевидно, оно спало. Пол ребенка было еще невозможно определить, но каким-то странным, новым чутьем, он понял, что это мальчик.
Сорокина продолжала еще что-то говорить, размахивая руками.
Дрюня медленно опустился перед ней на колени.
Сорокина швырнула пустую бутылку в урну, и умолкла, и замерла. Дрюня прижался забинтованной головой к животу ее и заплакал. Она, не зная, куда девать руки, стала гладить его.
"Сынок, - мысленно обратился Дрюня к существу внутри своей бывшей жены, - ты слышишь меня?"
- Дрюнечка - сказала Сорокина, - я все понимаю. Я тебе помогу. Мы с Нечаевым вместе поможем... Есть отличная клиника, на Загородном... И если ты думаешь, что там запирают навсегда, напрасно... Мы тебе плохого не желаем... Ну, полежишь немного, отдохнешь, там всякие процедуры, укольчики...
"Сынок, - снова обратился Дрюня к существу, - это ведь я!".
В ответ существо дернулось, улыбнулось, и, кажется, повернулось на другой бок.
Когда уже почти совсем рассвело, к киоску подкатили подростки на мотоциклах, купили по банке пива и стали пить, равнодушно проглядывая на забинтованного мужчину, стоящего на коленях перед молодой женщиной.
- Видишь? Наверное, чувак без шлема ездил - сказал один байкер другому, указывая на Дрюню.
- А я люблю без шлема, - отвечал второй. - В шлеме, как в этой банке. Ничего не слышно - ни шума ветра, ни других звуков мира.
- А на хрена они тебе, спрашивается, звуки мира?
- Я никогда не смогу тебе этого объяснить. |