Ночь. Чефиреет. Ветер еле дышит.

Глядится небо стразами Сваровски,

по-южному огромными. Подростки

в саду у Гуляков трезвонят шухер

в манере соловья. По жести крыши

крадется перепад температуры,

срывает дерзкий «бам-м!» у арматуры –

плодовые роняют оплеухи

червивых груш и яблок. Пацанята,

едва шурша травой, летят к ставочку,

кто низом, кто сквозь парк. Поодиночке

вернее оторваться от погони.

Незрелый урожай полнит приятно

карманы драных брюк.

Темно в леваде,

старшой Сагаль скосил пол-луга за день,

а завтра начинают Рябокони

второй покос. У Дуньки Товчигречки

ругаются. С коптильни тянет дымом

вишневым, соком сальным и ветчинным,

и колбасой. Любисток у криницы

благоухает внаглую, перечит

сиреневым кустам.

Десятки радуг

вместила эту ночь: покой и радость,

усталость и шабаш. Уже не снится

мне противоположный край Вселенной,

где плесень придает пикантность сыру,

где в винных погребах старо и сыро,

где звезды затмевают фонарями.

В улыбке щурит кратеры Селена,

и не пойму: на самом деле вижу

иль грежу, словно наяву, в Париже?

Возможно, Демковкой.

Возможно, Кудлаями.

2005-10-16
Москва