Есть у меня на работе приятель Ник. Настоящее его имя Джозеф, мама называла его Джои, а бабушка — Джузеппе, но сам он себя зовет Ник, а значит ему, как элиотовскому коту, виднее.
Ник — итальянец из сицилийской семьи. На работу он всегда ходит в какой-то странной одежде: в чем-то похожем на хоккейную форму, выкрашенную в черный цвет. На голове его абсолютно очевиден парик (никто не видел его без парика, но все предполагают обширную лысину), живот его выпукл, да и сам Ник идеально кругл. Ник — отдаленный родственник известного на весь мир мафиозного клана. В «семейных» делах он участия не принимает, но почетно присутствует на всех похоронах и свадьбах.

У мафии своя жизнь — свои разборки. Что и почему там происходит — ни нам, ни Нику не докладывают, но по странным причинам, похорон в жизни Ника было больше, чем свадеб.

Ник человек небогатый. Живет от чека до чека, да деньги на старость копит. Если же на похороны или свадьбу идти надо — он костюм в прокат берет, а галстук — покупает, а потом обратно сдает. Галстук должен быть хорошим. Это святое.

И вот на очередной разборке убивают очередного братка. Дело привычное. Ник берет в прокат дорогой костюм и покупает в кредит в дорогом магазине дорогой галстук с целью вернуть его обратно после похорон.

Открытая могила — вокруг толпа скорбящих. Поминают... Ник изображает суровую скорбь — без слез, но прочувствованно, с пониманием важности церемонии.

Один из выступающих говорит о покойном, как о большом любителе дорогих галстуков — человеке с безукоризненным вкусом. Неожиданно, он срывает свой галстук и кидает его в могилу: «На, Тони, прими мой последний дар, пусть тебе земля будет пухом!» Другие тоже срывают галстуки, кидают их покойнику. Ник жмется, озирается вокруг, понимает, что попался, что всё уже предопределено — не отвертеться. Но делать нечего. Он снимает свой дорогущий галстук и тоже бросает его в могилу. Теперь уже настоящая скорбь перекашивает его круглое лицо. Маленький кругленький Ник с голой шеей.

Все разъезжаются на своих «Кадиллаках». Ник едет в дешевом «Форде».

— Клянусь! — говорит Ник. — Еле себя сдержал, чтобы не развернуться и не откопать этот чертов галстук!

Потом, помолчав, добавляет:

— Зная этих проходимцев, никто не может поручиться, что все галстуки не были извлечены из могилы с наступлением ночи для дальнейшей перепродажи…

А я теперь ношу черное пальто. Мое пальто висит на вешалке в кюбикле, где я пойман, как муха в опрокинутую коробку. Ник проходит, видит пальто — желает сделать мне приятное и говорит: «Overcoat? Look at you! Gogol!» «Шинель» здесь в школе проходят.

Меня это почему-то не радует. Я, наоборот, расстраиваюсь. Гоголь? Да уж — Акакий Акакиевич.

— Знаешь, — говорю я Нику. — Твоя история про галстук — немного как наша история про шинель: маленький человек — чужой среди своих, потерянный дорогой предмет одежды, отчаяние.

— Что ты! — усмехается Ник. — Это был такой дорогой галстук, что три шинели можно было бы купить. А вот я тебе лучше другую историю расскажу — никакому Гоголю такое не приснится.

И он рассказывает мне про своего дядю, который ездил в отдаленные штаты, где приобретал купчие на несуществующие автомобили, а потом закладывал их в банке с большой выгодой.