Да не устанут люди молиться Господу рассвета, изгоняющему тьму, рассеивающему чары мрака и тумана, воспламеняющему утреннюю зарю! Что может быть прекраснее крепкого сна, созданного Аллахом для отдохновения праведных? Разве что миг пробуждения, когда от прикосновения солнечных лучей вновь оживают человеческие мечты и надежды.

Блажен тот, кто с утра знает, чем будет заниматься вечером и как проведет день, ниспосланный ему милосердным Аллахом. Но тот нечестив, кто, едва проснувшись, сразу же спешит по делам, не совершив омовение и  забыв про утреннюю молитву. Такое поведение огорчает Аллаха, ибо Он всему определил меру и всякому действию назначил урочное время.

Закончив утренний намаз, Шахразада освободила пленника. Убедившись, что евнухи снова валяются без чувств после ночного пиршества и курения дурмана (воистину безумны нечестивцы, испытывающие терпение Аллаха), царица отвела Абдалалима к фонтану, дабы тот мог умыться и, надев чистые одежды, помолиться, как положено, Богу. Затем Шахразада накормила и напоила гостя, усадила его на подушки напротив себя и повелела:

— О странник, не мешкая, продолжи свой рассказ с того места, на котором прервался вчера!

— С великой охотой, о милостивая госпожа!

Продолжение рассказа об удивительной судьбе Абдалалима

— Итак, о справедливая царица, — начал говорить пришелец, — джинн взвился в небо, а я, оставшись в одиночестве на берегу, стал думать, как мне следует теперь поступить. В конце концов, я рассудил, что стоит вернуться в город и попытаться во время суматохи, которая обязательно начнется после похищения Амины ифритом, вывезти деньги и наиболее ценные товары, а затем добраться до корабля и уплыть как можно дальше от этой страны.

Однако, дойдя до городских стен, я увидел у ворот множество стражников, которые останавливали прохожих, освещали им лица огнем, задавали вопросы и лишь после этого отпускали. Среди стражников я узнал двух воинов, которые сопровождали меня во время прогулки вдоль моря и бежали при появлении ифрита. Не оставалось сомнений, что визирь послал солдат, чтобы схватить меня.

Я развернулся и, пытаясь не вызывать подозрений, пошел прочь от городских ворот. Но тут кто-то заметил меня и окликнул. Не желая еще раз испытывать судьбу, я, даже не обернувшись, пустился бежать со всех ног. За спиной послышались крики, тяжелый топот и лязганье стальных доспехов.

Мне удалось добежать до опушки леса, после чего погоня прекратилась, так как по милости Аллаха уже стемнело и преследователи не могли ничего разглядеть в густых зарослях. Но я решил не выходить из леса, а, напротив,  — углубиться в чащу и там переночевать, надеясь, что к утру люди визиря отчаются меня искать и я смогу незаметно выбраться из этой негостеприимной страны. Сообразив, что даже если кто-то и захочет найти меня в лесу, то будет искать на земле, а не на деревьях, я взобрался на верхушку большой пальмы и устроился на ночлег, привязав себя к стволу лианами.

Через некоторое время я проснулся от едкого запаха дыма. Оглядевшись, я обнаружил, что внизу обосновались разбойники, которые разожгли костер, чтобы приготовить ужин и пересчитать награбленное. Не подозревая о моем присутствии, негодяи громко похвалялись дерзостью и кровавыми свершениями (суров, но справедлив будет на ними суд Аллаха). Внезапно разбойники перестали говорить, вскочили на ноги и схватились за оружие, услыхав, как кто-то пробирается через заросли к месту их стоянки.

Человек, вышедший на поляну, оказался еще одним членом их шайки — он был точно так же космат, одет и вооружен, и остальные лиходеи приветствовали его радостными возгласами. Обнявшись и расцеловавшись с товарищами, новоприбывший обратился к ним с речью:

— Братья мои! Довольно нам грабить нищих на больших дорогах да обшаривать крестьянские дома, в которых редко находится стоящая добыча. Знайте, что тому, кто принесет голову Абдалалима ибн аль-Мукаффа, визирь отсыплет столько золотых монет, сколько счастливчик сможет унести. Об этом незадолго до полуночи объявили глашатаи на главной площади, и все мужчины, а также множество женщин из города и окрестных сел уже отправились на поиски негодяя!

 — А что сделал этот человек, если за него обещают такую награду? - удивились разбойники.

— Говорят, он отказался жениться на падчерице визиря и, более того, — при помощи колдовства натравил на девушку чудовищного ифрита, который унес бедняжку неведомо куда прямо из спальни. Но важно ведь не чем он провинился, а сколько за него заплатят, правильно я говорю?!

На последней фразе разбойник рассмеялся, и товарищи поддержали его дружным хохотом. Затем они погасили костер и, не мешкая, отправились на поиски обидчика падчерицы визиря.

Услышанное премного опечалило меня. Я подумал, что будет очень трудно скрыться от погони, в которой участвует такое огромное количество народа. Ясно, что следует оставить всякие попытки пробраться в город и спасти хотя бы часть денег и имущества. Следовательно, я разорен и, даже если выкручусь из этой переделки, навсегда останусь посмешищем в глазах отца. Со слезами на глазах я произнес такие стихи:

То, чего ты боялся, настигло тебя,
Отвратить что пытался — настигло тебя.
То, что в книге судеб предначертано было,
Хоть ты бегством спасался, настигло тебя.

Сперва я решил пожить немного в лесу, питаясь плодами и ягодами, в надежде переждать опасное время. Но злой рок продолжал преследовать меня. Спустя несколько дней слух о том, что я скрываюсь в чаще, распространился среди местных жителей, и в лес устремились многочисленные команды охотников, распаленных мечтами о грудах золота, обещанных визирем за мою голову. Дважды мне посчастливилось ускользнуть от погони. В третий раз меня почти окружили. Я в отчаянии выбежал из леса на побережье и спрятался в насквозь прогнившем и полом внутри стволе гигантской пальмы, лежавшем на песке возле самой воды. По воле милосердного Аллаха преследователям даже в голову не пришло осмотреть мое убежище, и они вернулись в лес, будучи уверены, что мне каким-то чудом удалось их обмануть.

Так я пролежал некоторое время, наблюдая за окрестностями через дыры, проделанные пальцами в гнилой древесине. Я уже собирался выбраться наружу, как вдруг увидал двух приближающихся путников — мужей в расцвете лет, очень богато одетых, с ухоженными черными бородами и с выражением неподдельной грусти на лицах. Рядом с гнилой пальмой, в стволе которой я скрывался, посреди небольшой зеленой лужайки росло дерево, и протекал ручей. Путники напились из этого ручья и сели отдыхать. Так они просидели, о чем-то беседуя, около часа, как вдруг море заволновалось, из него до неба поднялся чёрный столб и направился прямо в нашу сторону. Увидев это, оба мужа испугались, взобрались на верхушку дерева (а оно было высокое) и стали ждать, что будет дальше. Я же почти лишился чувств от ужаса и лежал ничком, стараясь не дышать.

 Из черного дыма возник джинн огромного роста, с широкой грудью и рогатой головой, на которой он нес большой кованый сундук. Я с облегчением узнал в ифрите своего знакомца Иггдрасиля, но всё же счел за благо не покидать укрытия. Великан подошёл к дереву, в кроне которого прятались путники, отпер сундук, вынул из него инкрустированный драгоценными каменьями ларец и извлек оттуда мою бывшую невесту, совершенно нагую и ослепительную, как полуденное солнце.

Иггдрасиль взял девушку на руки и некоторое время игрался с ней, как ребенок играется с куклой, сопя и крякая от восторга. Затем он опустил красавицу на землю, уменьшился до размеров обычного рослого мужчины, и они предались любовным утехам, да так рьяно, что почва заходила ходуном, как при землетрясении, а сладострастные крики и стоны Амины распугали всех птиц в округе, и те с клекотом закружились над лесом.

По окончании любовных трудов ифрит был настолько утомлен, что, едва приняв свои обычные размеры, тут же заснул. Деревья задрожали от его храпа, а смерчи, созданные богатырским дыханием, подняли в воздух тучи прибрежного песка. Моя бывшая невеста тоже прилегла отдохнуть у ног своего хозяина.

Двое путников, до сих пор сидевших на дереве и, вероятно, умиравших от страха, начали осторожно спускаться вниз, надеясь, что смогут улизнуть незамеченными. Однако Амина вовсе не спала, и, как только оба мужа спрыгнули на землю, она окликнула их, подозвала к себе и заговорила очень строго, а те вздрагивали и отвечали подобострастно, потому что боялись ифрита.

Тогда моя бывшая невеста раздвинула ноги и велела незадачливым беглецам поочередно возлечь с ней, угрожая в случае неповиновения разбудить своего хозяина. Мужчины начали было спорить, кто должен сделать это первым, но блудница прикрикнула на них, и тогда один из путников, торопливо сбросив шаровары, приступил к делу. Когда он закончил, бессовестная красавица знаками приказала другому занять место товарища. Когда и этот сделал всё, что требовалось, Амина отобрала у подневольных любовников по перстню и сказала, что глупый ифрит похитил её в день свадьбы и положил в ларец, а ларец — в сундук, который запер семью блестящими замками и опустил на дно ревущего моря, но не подумал, что, если женщина чего-нибудь захочет, то её не одолеет никто. Затем красавица продекламировала множество древних стихов о коварстве дочерей Хавы и отпустила бедолаг на все четыре стороны. Не мешкая, те удалились быстрым шагом. Проходя мимо моего укрытия, один из них сказал:

— Вот ифрит, и с ним случилось худшее, чем с нами!

— О да, брат мой, — согласился второй. — Подобного не бывало ещё ни с кем!

В этом месте Шахразада прервала рассказчика и воскликнула:

— Клянусь пречистыми женами Пророка (да развеет Аллах даже тень сомнения в их благочестии), мне кажется, я знаю, кто были эти двое!

— Вполне возможно, о милостивая госпожа, — согласился Абдалалим. — В мире Аллаха всё взаимосвязано, и события проистекают одно из другого самым неожиданным образом. Слушая мою историю, ты убедишься в этом множество раз.

— Воистину, твои слова мудры и правдивы, о странник, — ответила Шахразада. — Рассказывай же, ибо я стремлюсь узнать, что было дальше!

— Твой приказ на голове моей и на глазах, о царица! — воскликнул Абдалалим и продолжил повествование. — Итак, те два мужа ушли, а Иггдрасиль через некоторое время проснулся, бережно положил Амину в ларец, а ларец — в сундук, который запер на семь блестящих замков. Ифрит уже взвалил свое сокровище на плечи и собрался уходить, как вдруг на лице его изобразилось беспокойство, он начал оглядываться по сторонам и с шумом втягивать носом воздух.

 — Клянусь кольцом Сулеймана и жезлом Ашмодая, здесь был кто-то еще! — вскричал джинн. — Выйди, о несчастный, ибо спрятаться ты всё равно не сможешь, но рассердишь меня ещё больше!

Объятый ужасом, я покинул свое укрытие и пал ниц перед ифритом.

— Это опять ты?! — расхохотался Иггдрасиль, поднимая меня на ноги. — Можешь считать себя везунчиком — твоя невеста стала для меня вознаграждением и утешением за все годы, проведенные в кувшине. Поэтому я не гневаюсь на тебя и, пожалуй, даже отпущу подобру-поздорову.

— Да ниспошлет тебе Аллах лишь отраду и веселье и да удалит от тебя всяческие огорчения и заботы! — ответил я. — Как хорошо, что эта женщина пришлась тебе по вкусу.

— О да! — воскликнул ифрит. — И, как видишь, — со смехом продолжил он, указывая на сундук, — я нашел способ заставить её хранить верность.

— А не видал ли ты среди украшений своей пленницы ожерелья, составленного из большого количества мужских перстней? — осторожно спросил я.

— У неё великое множество самых разнообразных предметов роскоши, — пожал плечами Иггдрасиль. — Уж не думаешь ли ты, что я стану копаться в женских безделушках?

Я не стал открывать ему глаза на истинное положение вещей, опасаясь огорчить и разгневать грозного джинна, ибо знание умножает скорбь, как сказал господин наш Сулейман ибн Дауд (да благословит его Аллах и приветствует), а потому невежество совершенно необходимо для достижения счастья. Я, однако, пожаловался ифриту на свое собственное плачевное состояние, втайне надеясь, что он сможет как-нибудь мне помочь.

— Я бы мог убить визиря и его людей, — задумчиво проговорил великан.

— Ах, воистину это не принесет мне облегчения, ибо местные жители захотят отомстить за княжеского сановника.

— В таком случае, — сказал ифрит, — я отнесу тебя в отцовский дом.

— О, прошу тебя, не делай этого! — взмолился я. — Уж лучше прозябать на чужбине, чем терпеть родительские насмешки.

— Нет в мире страны, жизнь в которой лишена недостатков, — назидательно сказал джинн. — А если бы такое место существовало, я не мог бы тебя туда отправить — ведь я злой дух и обязан приносить хоть какой-нибудь вред. Знай, на чужбине ты никогда не будешь в безопасности и каждый встречный сможет пожелать твоей крови, ибо нет у тебя ни защитников, ни покровителей, и никто не отомстит твоим обидчикам.

— Ах, если бы только мог человек не бояться смерти! — воскликнул я. — Но по воле непостижимого Аллаха каждый, кто родился, должен и умереть в назначенный срок.

— Постой-ка! — вскричал джинн. — Мне кажется, я знаю способ тебе помочь.

С этими словами Иггдрасиль извлек прямо из воздуха пергамент, покрытый мелкими письменами и рисунками.

— По приказу царя духов я когда-то переписал этот текст для одного могущественного колдуна. Тут сказано, где найти корень сансары и как приготовить из него эликсир вечной жизни! Вот, прочти и всё хорошенько запомни, а я заброшу тебя прямиком в указанное место.

— Это было бы замечательно, — сказал я, вчитываясь в письмена, — но, скажи, чем мне повредит твое предложение, ведь ты сказал, что не можешь творить добро?

— Я сам ничего не знаю о корне сансары. Однако не стоит беспокоиться — какой-нибудь вред тебе обязательно выйдет, ибо на свете нет ничего такого, что приносило бы только пользу. Вспомни слова древнего поэта:

Тот похмельные муки познает сполна,
Кто без меры хлебнет золотого вина.
Вред и пользу Создатель связал воедино.
Человеческий выбор — Его ли вина?

— Но довольно нам мешкать, — воскликнул джинн, закончив декламировать стихи, — я лишь хочу напоследок дать тебе кое-что. Возможно, на пути к цели ты встретишь немало опасностей, поэтому прими от меня в подарок саблю, выкованную в адском огне. Она, как тростинки, рубит железные прутья и нисколько при этом не тупится.

С этими словами великан протянул мне пояс и саблю в богато украшенных ножнах. Не успел я поблагодарить ифрита за щедрый подарок, как тот набрал в грудь побольше воздуха и дунул изо всех сил. Налетевший вихрь поднял меня и понес, как пушинку. От неожиданности я потерял сознание, а когда очнулся, обнаружил себя лежащим на склоне горы, поросшем колючим кустарником. Оглядевшись, я увидел едва заметную тропу и вспомнил, что в пергаменте говорилось, что нужно идти по тропинке, пока не наткнешься на развалины древнего святилища. Мысленно вручив себя Аллаху, я надел пояс с подаренным оружием и двинулся навстречу судьбе.

Путь оказался весьма труден — во многих местах колючие заросли совершенно преграждали дорогу, и мне приходилось вырубать проход саблей Иггдрасиля. Благо джинн не солгал — клинок был действительно отменным — почти ничего не весил и в то же время срубал толстые ветви без малейшего усилия, точно те были сделаны из бумаги.

Через некоторое время кустарник закончился, и тропинка вывела меня на ровное каменистое плато у подножья скалы, на вершине которой виднелись развалины святилища, во всех подробностях напоминавшие те, что были описаны в пергаменте. Только я присел отдохнуть перед трудным восхождением, как откуда-то сверху на землю спрыгнуло чудовище, похожее на исполинскую обезьяну, но с длинными острыми когтями и клыкастой пастью хищного зверя. Меня прошиб холодный пот, и, вскочив на ноги, я выставил саблю острием вперед, пытаясь таким образом отпугнуть страшного зверя. Громадное чудище действительно устрашилось моего грозного вида и не нападало, но только рычало, выло и размахивало ручищами. Тогда, осмелев, я бросился на него, и зверь стал, пятясь, отступать, пока не достиг края плато, где скала обрывалась в пропасть. Изловчившись, я нанес удар, достойный зависти самых искусных воинов, и отсек страшилищу голову, которая, кувыркаясь, полетела в бездну. Туда же рухнуло обезглавленное тело чудовища.

Победа воодушевила меня, но и посеяла сомнения — кто знает, сколько и каких еще ужасных созданий я встречу? Вероятно, подходы к святилищу охраняются всевозможным хищным зверьем, а может быть, даже гулями, джинами и ифритами. Если так, то стоит немедленно повернуть обратно, ибо вряд ли мне еще раз улыбнется счастье в таком неравном бою. С другой стороны, я помнил, что в пергаменте ничего не говорилось о чудовищах, и, вполне возможно, зверь оказался в здешних местах случайно. Рассудив таким образом, я решил продолжить путь к цели, чем и предрешил свою дальнейшую жалкую судьбу.

 Вознеся мольбы Аллаху, я начал карабкаться вверх по крутой скале, что оказалось делом нелегким — несколько раз я почти сорвался в пропасть. Наконец, добрался я до плоской вершины, на которой высились древние развалины, а вокруг стояли полуразрушенные статуи и колонны. Следуя указаниям, вычитанным мною в пергаменте, я стал разрывать землю у подножья статуй, пока не нашел бурый корнеплод, формой напоминавший сидящего толстого человека, с руками, сложенными на груди. Именно так, судя по описанию, должен был выглядеть корень сансары.

Среди развалин я отыскал совершенно целую глиняную посудину, набрал в неё воды из бившего неподалеку родника, бросил туда предварительно промытый корень, развел костер и приступил к приготовлению отвара. Как только вода закипела, корень ожил, стал извиваться и кричать, как человек. Несколько раз он пытался выпрыгнуть из горшка, и мне пришлось прижать его палкой ко дну. Спустя час корень перестал двигаться, а вода окрасилась в кроваво-бурый цвет и загустела, как сироп. Тогда я снял посудину с огня, подождал, пока варево остынет, и проглотил его единым духом. У отвара был терпкий вкус, и пока я пил, казалось, тысячи демонов смеялись мне прямо в уши, но затем наступила тишина, как будто ничего не случилось.

Некоторое время я просидел на земле, ожидая в себе изменений, вызванных действием эликсира вечной жизни. Но ничего не происходило, и, раздосадованный, я стал спускаться по скале, думая, что Иггдрасиль посмеялся надо мной. Хуже всего было то, что я не знал, где нахожусь и куда иду.

Проплутав несколько часов, я наткнулся на небольшую группу людей — разбойников, судя по пестрой одежде и разнообразному оружию. Они сидели вокруг костра и варили похлебку. Вдохнув аппетитный запах, я почувствовал острый приступ голода и вспомнил, что у меня с утра во рту не было ни крошки. Я хотел немедленно подойти к огню и умолять этих людей поделиться со мною пищей, но их бороды, никогда не знавшие гребня и ножниц, обнаженные мечи и боевые топоры, блестевшие в лунном свете, а также хриплый хохот и ругательства, доносимые порывами ветра, не оставляли сомнений, что от близкого знакомства с такими лиходеями следовало ожидать только дурного.

Вскоре, однако, под воздействием пустоты в желудке мысли мои приняли другое направление. Если я действительно обрел бессмертие, то клинки разбойников не смогут причинить мне вреда. Если же Иггдрасиль солгал относительно необыкновенных свойств корня сансары, то смерть рано или поздно настигнет меня в этих суровых краях, и тогда лучше мгновенно погибнуть в бою, нежели медленно и мучительно угасать от голода. Воодушевившись такими рассуждениями, я приблизился к огню и обратился к разбойникам с учтивой речью:

— О благородные и великодушные господа! Всякий знает, что среди человеческих добродетелей милосердие и щедрость наиболее угодны Аллаху. Вы готовитесь пировать, а я погибаю от голода. Дайте же мне вкусить немного яств с вашего стола, и Аллах воздаст вам сторицей. Я бы с удовольствием заплатил за угощение, но увы! В карманах моих так же пусто, как и в желудке.

В ответ злодеи лишь расхохотались, а затем один из них,  видимо, атаман сказал:

— О глупец, сын глупца! Мы вовсе не такие простаки, чтобы отдавать свое. Напротив, мы живем тем, что отбираем чужое. Знай, что тебе несказанно повезло, ибо ты застал нас в минуту веселья и нам лень убивать тебя. Но клянусь всеми демонами преисподней, если ты сейчас же не уберешься, то распрощаешься с головой!

— О атаман, — ответил я, — поистине ты говоришь неразумно и ошибаешься так же, как ошибся звездочет на состязании мудрецов!

— А как это было? — спросил главарь шайки.

— Позвольте же мне поведать эту назидательную историю, — сказал я, а разбойники приготовились слушать.

Рассказ о звездочете и состязании мудрецов

— В одном из преданий, оставленных прошлыми поколениями в назидание будущим, сказано, что некогда жил в Самарканде звездочет, в совершенстве познавший законы движения небесных светил и овладевший всеми математическими действиями и геометрическими построениями, необходимыми астрономам (а Аллаху известны и другие способы вычислений, а также такие числа и геометрические тела, каковые человек не может даже себе представить).

Несмотря на молодой возраст, звездочет пользовался почетом и уважением в среде ученых мудрецов, многие из которых обращались к нему за помощью, если требовалось решить особенно каверзную задачу. К сожалению, слава выдающегося ученого оставалась единственным богатством молодого астронома — он скудно питался и жил в лачуге с прохудившейся крышей. Долгое время звездочет, всецело поглощенный слежением за перемещениями планет, совершенно не тяготился бедностью и ничего не предпринимал для улучшения жизненных обстоятельств. Известно однако, что проводить дни в созерцании и размышлениях способны лишь старики, а молодые люди, даже самые духовные и возвышенные, хиреют, не имея возможности удовлетворить потребности плоти. Так или иначе, звездочет влюбился в дочь богатого торговца пряностями, жившего по соседству, и решил посвататься к девушке.

— Ах, великомудрый юноша, желающий стать моим зятем! — сказал астроному отец возлюбленной. — Если бы падающие звезды обращались в золотые динары, а из лунного света можно было бы ткать парчу и шить платья, достойные знатных красавиц, я, пожалуй, не желал бы для своей дочери лучшего мужа, чем ты. Но увы! Звезды блистают только на небе, а лунный луч никому еще не удавалось подержать в руках. Поэтому сперва разбогатей, а уж потом приходи свататься. Думаю, тебе не потребуется слишком много времени — если ты и впрямь настолько умен, как о том разносит молва, то сможешь легко и быстро заработать достаточную сумму денег.

Опечаленный отказом, звездочет, тем не менее, признал правоту будущего тестя, а потому решил временно оставить занятия наукой и попытаться сколотить приличное состояние. С этой целью он обратился к эмиру Самарканда и предложил свои услуги в качестве государственного советника. Но эмир отказал молодому человеку, заявив, что государственный советник должен разбираться не в небесных делах, но в земных, как то военная стратегия и политические интриги, о которых наш звездочет не имел никакого понятия. Эмир посоветовал астроному поискать счастья на чужбине и выразил надежду, что такой прославленный ученый сможет легко заработать сколько угодно денег.

Молодой человек счел совет разумным и присоединился к каравану, шедшему в Китай с богатым грузом пряностей. Хозяин каравана оказался любителем астрономии и математики и в знак уважения научных заслуг звездочета согласился кормить его в продолжение нескольких месяцев пути. Прибыв в столицу Китая, молодой человек узнал, что на следующий день император в честь какого-то языческого праздника собирается устроить конкурс мудрецов, обещая щедро наградить победителя. При этом сообщалось, что неудачников, ложно объявивших себя мудрецами, ждет суровая кара, возможно, даже смерть. Это условие нисколько не устрашило астронома, уверенного в своем праве называться мудрецом и ученым.

Назавтра участники конкурса и среди них самаркандский звездочет предстали перед императором. Дворцовые слуги усадили соискателей за круглый стол и надели каждому на голову шапку с плоским верхом, наподобие фески, которую носят турки. Затем глашатай объявил:

— Вот шкатулка, в которой хранятся камни двух родов — изумруды и алмазы. Сейчас я положу каждому из вас на шапку по камню. Камни будут как одного, так и другого рода, но в неизвестных количествах. Затем я попрошу обладателей алмазов встать. Тот, кто верно угадает род камня, получит щедрую награду и уйдет отсюда богатым человеком. Но бойтесь ошибиться — ложные мудрецы немедленно отправятся на плаху.

Затем глашатай обошел мудрецов и положил каждому на шапку по камню. Только у одного из участников звездочет заметил на шапке алмаз. «Увы! — подумал молодой ученый. — Если бы я видел перед собой одни изумруды, то мог бы быть уверен, что единственный алмаз находится у меня на шапке, но в данной ситуации я не могу ничего знать наверняка» .

— Пусть встанут те, у кого на шапках алмазы! — воскликнул глашатай, но никто не шелохнулся.

«Если бы у меня на шапке был изумруд, — продолжил рассуждать звездочет, — то владелец алмаза видел бы перед собой одни изумруды и неминуемо догадался бы, что единственный алмаз у него. Но он промолчал, следовательно он видит еще один алмаз, который может быть только на моей шапке!»

— Пусть встанут те, у кого на шапках алмазы! — повторил свой призыв глашатай.

— У меня алмаз! — вскричал молодой человек и снял с шапки камень, но тот оказался не алмазом, а изумрудом.

— Твоя мудрость оказалась ложной! — объявил император, и воины дворцовой стражи схватили звездочета.

— Но как же так! — взмолился молодой ученый. — Почему же тогда обладатель алмаза промолчал в первый раз?! Почему ты молчал, если видел одни изумруды и знал, что единственный алмаз у тебя?

— Я не додумался до этого, — простодушно ответил тот.

— О царь! — вскричал звездочет. — В таком случае, казнив меня, ты поступишь несправедливо — ложный мудрец не я, а он! Взгляни, он ведь совершенно не знаком с логикой!

— О многоученый, но неразумный друг мой! — ответил император, покачав головой. — Истинно мудр не тот, кто овладел логикой и геометрией, а тот, кто, ведая умы и души других людей, умеет предугадывать их мысли и поступки. С какой стати ты решил, что все думают и рассуждают точно так же, как это делаешь ты? Ты — глупец, возомнивший себя мудрецом, и кара заслуженно настигнет тебя. Впрочем, твоего соперника, не знающего логики, казнят вместе с тобой, и пусть это служит тебе утешением!

С этими словами император хлопнул в ладоши, и стражники увели несчастных. В тот же день обоим отрубили головы.

— Забавная история! — воскликнул атаман. — Но какое же назидание мы должны, по-твоему, извлечь из него?

— Назидание состоит в том, — ответил я, — что неразумно полагать других подобными себе, и, если сами вы трусы, то не следует воображать, что и всякий встречный также лишен доблести.

Не в силах снести такое оскорбление, разбойники похватали оружие и бросились на меня, но я не отступил, а сам напал на них, лихо размахивая саблей. Как и обещал Иггдрасиль, это оружие пронзало стальные доспехи, как бумагу, и перерубало, как тростинки, клинки неприятелей. Я убил многих злодеев, а остальные позорно бежали во главе с атаманом. Усевшись возле костра, я произнес необходимые благословения и воздал должное ужину, а затем лег спать, нисколько не опасаясь лихих людей и диких зверей, ибо окончательно уверовал в свою неуязвимость.

Утром оказалось, что, удирая с поля боя, разбойники в панике побросали не только оружие, но и мешки с деньгами и награбленными драгоценностями. Возблагодарив Аллаха за неожиданное богатство, я стал спускаться в долину и в конце концов дошел до небольшого города, населенного скромными и работящими людьми, которые радостно приветствовали меня как избавителя всей округи от шайки мерзких злодеев. Оказалось, что слух о моей победе уже распространился среди окрестных жителей.
Горожане постановили, что деньги и драгоценности, отнятые у разбойников, теперь по праву принадлежат мне. Я поселился в городе, удачно вложил средства в торговлю тканями и пряностями, построил себе большой богатый дом и зажил безбедно и радостно. Я уже подумывал, не посвататься ли к одной из местных красавиц, как вдруг произошло событие, роковым образом изменившее мою жизнь.

Как-то вечером мальчик-слуга принес мне сверток с рубахами, сделанными из тончайшего шелка, и сказал, что человек, передавший посылку, пожелал остаться неизвестным, но утверждал, что хочет отблагодарить меня за некую давнюю услугу. При этом мальчик поклялся, что узнал в незнакомце атамана разбойников, хотя тот покрасил волосы и остриг бороду. Мальчик также сообщил, что этот человек сильно хромал на левую ногу, а я помнил, что именно такое ранение причинил атаману во время боя. Не оставалось сомнений, что рубахи отравлены и злодеи, не решаясь встретиться в честном бою, решили одолеть меня с помощью обмана.

Я уже собирался выбросить смертоносный подарок, как вдруг в голову ко мне пришла безумная мысль — я вспомнил, что так и не убедился в своем бессмертии и неуязвимости. Я решил надеть одну из рубах и, если яд не возымеет на меня действия, окончательно избавиться от страха смерти. Мне показалось, что я не смогу успокоиться, если немедленно не разрешу последние сомнения по этому поводу. Я развернул сверток, достал рубаху, надел её и лег на кровать, прислушиваясь к собственным ощущениям.

Некоторое время я не чувствовал ничего, затем кожа начала гореть, и вскоре жар проник внутрь, выжигая мне сердце, печень и другие органы. В панике я стал срывать с себя отравленную материю, но силы покинули меня, воздух перестал проникать в легкие, сердце остановилось, и я умер…

***

— Воистину твои слова не могут быть правдой! — воскликнула Шахразада, блеснув очами. — Если ты умер тогда, о чужестранец, то как же ты теперь сидишь предо мной и рассказываешь историю своей жизни?!

— Увы, о милосердная госпожа, — печально ответил Абдалалим. — Я и сам предпочел бы, чтобы мой рассказ оказался не более чем порождением воображения. К сожалению, моя повесть — чистая правда от первого и до последнего слова.

— В таком случае, тебе стоит продолжить её завтра, — сказала царица. — Уже давно наступила ночь.

Шахразада уложила Абдалалима в той же комнате, где он провел и прошлую ночь, снабдив гостя пуховыми одеялами и подушками. Сама она тоже отправилась в опочивальню и, усердно помолившись,  крепко заснула. Бесконечна милость Аллаха — создателя ночного сна, дарующего людям забвение от дневных тревог.