В детстве одна девочка предложила мне поцеловать её. Наверное, это была любовь, сейчас уже я точно не помню. Взамен Оленька, а звали её именно так, пообещала мне счастье и кулончик на цепочке – маленький самолётик из настоящего детского золота. Оленьке было четыре с половиной, а мне недавно стукнуло пять. Я был в её глазах серьёзным, опытным мужчиной – настоящим мужчиной её мечты...
Девочка обманула меня. Когда я честно поцеловал её во влажные тёплые губки, она самодовольно улыбнулась и решительно заявила мне, что отныне вот это и есть моё счастье, а самолётик решила оставить себе: «В память о нашей любви»! Я попытался было силой отнять у неё изящную безделушку, но девочка громко заревела и назвала меня дураком. Я тоже заплакал.
Разняла нас проходившая мимо нянечка. Помню, Оленьку она погладила нежно по кудрявой головке, а мне отвесила звонкого шлепка и пригрозила, что выставит на подоконник без трусов - стоять там, в детсадовском окне, весь тихий час напролёт, если я когда-нибудь ещё стану приставать к девочкам. Таков был мой первый урок любви.
Позже я любил ещё многих девочек. Все они были немного или даже намного младше меня, но всё равно в дураках неизменно оставался я - бесконечно счастливый, но... без Золотого Самолётика. Так оно и продолжалось - из раза в раз, со скучным постоянством. И эта, вопиющая к небесам несправедливость, в конце концов, превратилось для меня в самое настоящее наваждение.
Женщины удивительно легко и щедро дарили мне по жизни разные восхитительные вещи, к примеру - себя, детишек, бритвенные комплекты. А одна оригиналка умудрилась преподнести мне даже триппер! Но, как только я заводил речь о Золотом Самолётике, все они почему-то сразу скучнели и заметно терялись. Некоторые начинали громко и неубедительно плакать, по видимости, для приличия, а другие - сразу выставляли мой чемодан на лестницу. А то как же?! Ведь они же доверили мне всё – молодость, красоту, нервы, наконец! Они ведь дали мне самое главное – счастье! А тут... я со своим дурацким самолётиком...
Тогда я устал от этой суеты, годами творящейся вокруг, и умер - одним прекрасным утром сердце моё лопнуло из-за переполнявшего его безграничного счастья. Вскоре меня положили в новёхонький гроб, уронив головою навзничь на кружевную батистовую подушку. Потом отпели в маленькой прикладбищенской капличке и понесли на руках к свежевырытой могиле – прощаться.
За гробом скорбно следовала печальная процессия молодых и прекрасных дам – цветущий, благоухающий духами караван. Они и сейчас принесли свои последние подарки: кто трогательный букетик фиалок, кто толику искренних слёз, стекающих с прекрасных, покрасневших от неподдельного горя глаз прямо на осеннюю бурую глину.
Дамы молча подходили ко мне и по очереди целовали в застывшие навсегда, чуть припудренные белым тальком губы. Приближались на короткий миг, целовали и утходили прочь – уже навеки… Внезапно одна из них медленно склонилась надо мной и тихо прошептала на ухо, горько улыбнувшись сквозь слёзы: «Прости!» Холодную грудь мою пронзило вдруг удивительное тепло… Волшебное тепло маленького самолётика из настоящего детского золота, возвращённого ею мне...
Лучше поздно, чем никогда… Душа моя освободилась от оков и, удовлетворённая, полетела...