«Ему не привыкать — у него и мать, и тётка — сумасшедшие. И тут я ещё. Ничего особенного. Как все, получается.

Снег серебрится. По дороге на работу мысли в голове — что заяц по сугробам… Памятник в белой попоне и шапочке — не узнать дедушку Ленина! Фотокамеру дома оставила. Надо в обед взять обязательно! Боже, боже, как красиво серебрится снег под светом фонарей! Нереальный, мультиковый снег! И глохнут звуки, будто небеса забыли акустическую стереосистему подключить. На деревьях вместо листьев — снежные комки, вместо сережек на березах — льдинки… Празднично! И снова купола подсвечивает город, они сегодня в шапках тоже, купола! Сегодня снегом никого не удивить: пол-Земли засыпало снегом… Однако же, какая красота! Удивительная всякий раз…» — и всякий раз, уплывая в мысли, оказываешься на берегу моря Воспоминаний. И, на бегу просматривая кадры — яркие и уже безболезненные, равно как и бесполезные, совсем незаметно оказываешься на расстоянии получаса от дома, на работе.

И пока руки делают и делают продукт интеллектуальный (надо же, какие умные руки!), голова парит свободно — мыслями — уже не по волнам воспоминаний, но высотами Фантазии…

Там встретила его, там не узнала и там оставила. С тех пор он догоняет, но только когда возвращаюсь… Чтобы узнать… И чтобы оставить — ведь не бывает худа без добра, а встреч без расставаний.

Но иногда и он налетает, опьяняет, будто сон, дыханием: «соскучился». Так было и тогда — внезапно вылетел из подворотни, схватил в охапку, потянул: «куда мы?» «а соскучился. ты про меня не помнишь»…

Вся жизнь из таких вот налётов да набросков. Будто кино из рваной кинопленки.

Сон. Сон мой. Здравствуй.

Полюбила его не сразу. Не в первую встречу, не с первого взгляда… В первую встречу это было совершенно невозможно, шести лет отроду девочка ещё не умела любить, а мальчик ещё в коляске детской помещался…

— Ещё когда и думать не могли, что всё придется вспоминать, случилась эта история…

Мой собеседник будто и не слышал… Зачем же спрашивал тогда? Чтобы уютней было о своём задуматься? Возможно…

Обрывки фраз и отголоски мыслей. Калейдоскоп воспоминаний… Тогда мой тесный мир вдруг вспыхнул сверхновой энергией, неизвестной науке, недоступной широкой общественности, — да что там общественность, я готова была кормить ею, энергией, своих друзей, всяк встреченного, да только люди кушать не умели то, что я им предлагала, — а я по-детски эгоистично не понимала: как же так, люди! Это же так просто: захотел вечером быть счастливым, лёг спать, и — ооп-ля! Утром всё сияет! Надо только немножечко потренироваться: захотеть осенью, дождаться лета, потом попробовать спланировать зимой, весной реализовать. Со временем скорости увеличиваются, а сроки исполнения желаний сокращаются. Ах, так хотелось, чтобы все! Чтобы все-все решили быть счастливыми и стали ими враз, одновременно, не отвлекаясь на пустяки — потому что может быть важнее?!

Мысль. Вспыхнувшая прошлым, спроецировала на экран воспоминаний солнечные образы. Картинки путались, толкались на экране, обрывая пленку, но как-то неожиданно путаница улеглась и полилось кино будто из лейки, из какого-то встроенного видеопроектора, спрятанного в мозгу аппарата.

Быстро росли волосы, быстро менялись картинки за окном. Наверное, потому и не ценила — ни волосы, ни картинки… Стриглась как только начинали мешать чувствовать; меняла образ жизни, как только начинала привыкать к картинкам.

Работа. Нашла её, чтобы оставить нелюбимого. Задолго до того, как решилась на осуществление задуманного. Утром — на работу, вечером — домой… не хочется… моя любимая работа, мой любимый дом, обустроенный так, как я люблю… но всё как будто омрачает тот, которого так и не смогла полюбить. «Стерпится-слюбится», — говорила мама. Не стерпелось.

Ангел спас. От помешательства «клин-клином» выручило доброе видение. Мой ангел. Первой заметила сестра. Мы у неё остались ночевать. И утром за кофе она полушутя спросила, зачем я, мол, домового с собой таскаю — всю ночь по коридору топал, по стенкам крыльями махал, спать не давал… Крылья… Маруся, это не домовой…

Это не домовой. Это Ангел, чтобы не чувствовала одиночества, не грустила, не томилась в ожидании предначертанного, сопровождает… Посылает встречи, шлет надежды…

Эта встреча всё перевернула. Сбила все ориентиры. Унесла землю из-под ног, а небо сделала местом проживания… (Прав был Шагал в своей картине. Очень.) Сколько раз до этого друг с другом сталкивала жизнь — на улице, в кафе, в вагоне поезда… Он всё как будто бы опаздывал: родился, когда я пошла в школу, поступил учиться в тот самый институт, когда я его окончила, пошёл работать в школу, когда я оставила её… Он будто всё меня преследовал, а я всё убегала… Моему ангелу надоело наблюдать наши догонялки. Он нас пронзил стрелой на открытой площадке у Дома Культуры. Очень прозаично. В мае. Одно незначащее слово, один ненарочный взгляд — и уже не деться никуда. И понимаешь, что попала. И всё становится неважным и бесцветным без него. И… зачем так поздно?..

Зачем, когда уже случилось всё необходимое для жизни каждого: работа, дом и дети…

— И… у меня жена…

— Я уже знаю…

— беременная…

— Мне подождать?

— Я тебя уже не отпущу…

В какой момент облака превращаются в горы обломков, а тело бренное вдруг ощущает переломы косточек душевных и осколки — в сердце? Когда рушится весь мир, кому-то нужно разгребать обломки… Что ж мы так сложно устроили жизнь, что её нужно ломать, чтоб выжить... А, про любовь забыли. Один решил, что нет её и можно жить спокойно, другая же — что можно всякого любить… какая разница, когда всё кончится!

Так мы наказаны, что ни дышать, ни думать друг без друга невозможно. И очень хочется продолжения. Для продолжения мы уезжаем. В другой город, где можно затеряться и побыть. А после начинаются тугие дни, когда нужно держаться и безудержные ночи, когда можно летать. Иногда луна заглядывает в окна — тогда очень возможно выть, голос заглушит ветер.

Любовь творит свою картину мира. На оборотной стороне век. Там всё видится в другом свете, и безмерно звучны колокола. Мир вспыхивает такой яркостью, что не понимаешь где-что-когда-было-не-было… И уже, конечно, точно не хочется возвращаться в прошлую уверенную серость с призвуком черного сосредоточения.

Что-то нужно сделать, чтобы не было возврата. Я знаю, что. Я продаю квартиру. Но не так-то просто найти новую в пределах одного привычно-маленького нам городка. И вот стали мы жить-поживать на одной улице, в домах напротив. И почему не исповедуем ислам? Всё было бы гораздо проще. Но нет. Нам — каждой самке — свою самость подавай, и своего самца. Высокоразвитые существа.

Так мы живём окна в окна. Жизнь раздвоилась, растроилась и совсем расстроилась. Старый анекдот «Вы помните того Абрама, что жил напротив тюрьмы? Так теперь он живет напротив дома» — в действии. Мы сами создали себе тюрьму, стремясь к свободе. И вот она, казалось бы, развязка:

— Я беременна…

— Я был сегодня у младшей на дне рождения… Во мне всё перевернулось!

— Ты меня не слышишь?

— Ты сама во всём виновата…

Слова будто ножом полосовали мой живот, а он всё говорил… И фраза «убить словом» воплотилась. Я выжила. Но то, что зародилось там, внутри… уже больше никогда не повторится… Меня почистили. Спасти успели. Только вынули и выбросили все иллюзии. Ах, как свинцово ноги налиты без них — так, что не взлететь…

…Потом опять были слова. Слова прощения, слова прощания. Слова, слова, слова… Paroles, paroles, paroles… нам пела Далида тогда, когда мы возвращались в быль из нашей сказки… Так много слов, что эту кашу горшочек наш отказывается варить…

Но самый удивительный дар, который преподносит нам Любовь-царица — умение прощать. Пока не любим, можем напридумывать себе «ничего не просить», «никого не прощать». Но стоит лишь однажды проникнуться царством вечности Любви — и уже такая сила, что можно всё ему, ей — всем — простить и… выжить…

Paroles, paroles, paroles…, — теперь я слышу из уст молоденькой певички в чужом кафе чужого города у некогда манящего чужого моря. Я слышу? Нет, я жду. Я жду. Когда-то я мечтала жить в маленьком лесу у моря. Вот он, мой лес. Он пуст без Ангела. Так быстро убегала, что не успела наследить. И он не знает… Я никому не обещала. И ни на что не надеюсь. Я знаю, рано или поздно Он войдет, мой Ангел. Кого он приведёт с собою – я не знаю. Не знаю, что мне предстоит ещё прощать. Он знает. Я ему доверюсь. Снова.

Закончится ли дождь? Давно не налетали тучи, не виделись косые ливни, не возвращались грозы… Дай-ка вспомнить… Что это было… Был снег… А… Жизнь состоит не только и не столько из воспоминаний. Из встреч, из обещаний ясных дней… Жизнь состоит из того, тягучего, на дне судьбы-бокала, из чего стоит жить… Приготовь-ка мне, бармен, коктейль из всех улыбок… а, нет, пожалуй, просто красного вина дай, чтоб смыть со дна души-шкатулки стопкой уложенные встречи. Откроем новую главу. Расставания. Пойдём, дружок, пойдём, собака. Расстанемся и с этим вечером. Прощайте, собеседник… Э, да Вы не слышите… Неважно. Я и сама себя не слышу. Дождь.