Сегодня в Гостиной журнала современной литературы «Точка ZRения» новый гость: писатель Константин Семёнов.
Константин Семёнов о себе:
Разве что совсем немного. Родился очень-очень давно, аж в середине прошлого века. В мало кому тогда известном городе Грозном. Дальше всё как у многих — окончил школу, потом Нефтяной институт, работал на заводах и в проектном институте. По некоторым причинам уехать из Грозного до войны не смог. Почти чудом удалось это сделать в январе 1995-го, когда родной город уже очень мало был похож на тот, к которому я привык. Первый рассказ написал в 2007-м, написал совершенно неожиданно. До этого единственным жанром для меня были служебные и докладные записки. Ну, а потом пошли другие рассказы, повесть и роман.
А теперь, мы побеседуем с автором, который без всякого пафоса, избежав велеречивости, просто и тем талантливо написал ту правду, что живет между небом и землей, между войной и миром, между уродством и красотой.
Константин Семёнов (К.С.)
Вопросы задает Наталья Уланова (Н.У.)
Н.У.
— Здравствуйте, Константин! Рады приветствовать Вас!
К.С.
— Добрый день!
Н.У.
— Для начала, разрешите поздравить Вас с изданием романа. Безусловно, Вы подарили нам подлинную книгу.
К.С.
— Спасибо, Наташа!
Н.У.
— Понятно, что тема эта никогда не отпускала, жила внутри.… Но что именно стало толчком к написанию романа?
К.С.
— Честно говоря, этот вопрос вводит меня в ступор. Со свойственной мне занудностью, начинаю перебирать мысли, чувства, ощущения в надежде поймать ту, которая и послужила толчком и… понятное дело, путаюсь. Не знаю я что послужило толчком. Может быть то, что формата рассказа стало маловато?
Н.У.
— Это было придумывание на ходу? Или, Вы тщательно разработали схему будущего романа?
К.С.
— И так, и так. «Скелет» романа появился сразу, но по ходу написания на него «наросло» столько всего неожиданного, что узнать его уже было не так просто. Например, пролог и эпилог были написаны, когда половина романа была уже готова, к тому же эпилог изменялся несколько раз. Впрочем, редакторы их всё равно вырезали.
Н.У.
— Всякое творчество бывает поддельным и подлинным. Разумеется, каждый прочитавший роман волен верить или подвергать сюжет сомнению. К сожалению, не избежать вопросов: «А было ли всё именно так?». Как Вы считаете, Константин, стоит ли прислушиваться к мнению «недоверчивых», и тем паче как-то реагировать?
К.С.
— Смотря к чему прислушиваться. Вы правы, я наслушался о романе уже очень многого. И что «Всё было совсем не так» там тоже есть. Ради Бога — расскажите тогда «как»! Я писал, только о том, что видел и слышал, и подписываюсь под каждой своей фразой. А реагировать?.. Тоже смотря на что. Например, кое-кто написал, что мой роман — это социальный заказ. Ну, как тут можно реагировать? Социальный заказ тиражом 5000 экземпляров. Эх!..
Н.У.
— Каждая глава романа — это возможность мирному человеку открыть неведомое, которого ему посчастливилось в этой жизни избежать. …Еще вчера всё яркое, а сегодня вдруг серое, злобное… И ты сам, вроде в красивой рубашке, в своем доме, еще полный недоумения: а что случилось-то? Но нет ответа. Как и нет больше дома, и ненавидят вчерашние братья. И не будет больше мира на этой твоей, но отныне чужой земле. …Костя, почему и для кого мы всё это пишем?
К.С.
— Почему? У меня нет однозначного ответа на этот вопрос. Наверное, и потому, что хочется высказаться. Лично у меня — это ещё и то, что за 17 лет эти события обросли таким количеством самых фантастических мифов, что иногда просто волосы дыбом встают. Конечно, с мифами бороться почти бессмысленно, но и молчать тоже трудно. А для кого?.. Я не ставлю тут для себя каких-то сверхзадач. Для всех, кому это интересно, для всех, кого это трогает.
Н.У.
— Говорят, что только та земля — ваша, в которой вы находите свое отражение. Когда Вы держите свою изданную книгу, видите ясное в ней отражение всего того, что задумывалось вначале?
К.С.
— И да, и нет. Редакция изменила название. Согласитесь что «Грозненский роман», как было у меня, и «Нас предала Родина», как стало — это совсем не одно и то же. Совсем другие ассоциации, совсем другие ожидания. Понадобилось немалое количество времени, чтоб я к этому хоть немного привык, но даже сейчас нет-нет, да и назову по-прежнему, по-своему. Но с другой стороны, и когда я начинал писать роман, и когда он был закончен, я почти не верил в возможность публикации, и, конечно же, очень этому рад.
Н.У.
— Больше всего в романе поражает сила беззащитных людей. Под гнетом обстоятельств эти особые, выбранные в литературные герои люди не соглашаются со статусом жертвы, они способны любить, защищаться. Значит, любовь — самый надежный способ защиты?
К.С.
— Тут ключевое слово «выбранные». Для героев романа — это так. Для них это аксиома, для них это способ жизни. Насчёт того, что так всегда, и любовь действительно лучший способ защиты для всех и всегда — в этом я сильно сомневаюсь. И, может быть, ещё напишу об этом.
Н.У.
— Главы о любви, о верной музыке жизни, о настоящих отношениях спасают читателя от боли, дают передышку перед тем, как он вновь окунётся во взрывы, разруху, глухой плач и спазматический крик, увидит искореженные дома, сады, жизни… Родом из прошлого, эта любовь в их сегодня работает на будущее. Костя, Вы целенаправленно уходили от темы войны, чтобы показать, как в таком месте, в таких условиях всё настоящее становится многократно сильнее?
К.С.
— Да. Специально. Одна моя землячка написала мне: « Никогда я не чувствовала так остро пульс жизни, как во время этих ужасных событий». И это действительно так, уже не знаю, к сожалению или к счастью. Жизнь действительно ощущается гораздо ярче и сильнее. Но, правда, до определённого предела. Война — страшная штука. Она может, как ластиком, стирать все человеческие чувства, превращая человека в абсолютно бездушное, ни на что уже не реагирующее существо.
Н.У.
— Согласны ли Вы, автор, что после всего пережитого, самым сложным моментом жизни для этих двоих оказался такой простой и ожидаемый счастливый финал? Когда Борис набирал номер телефона. А Ирина взяла трубку…и, наконец, научилась плакать. И, конечно же, встреча после страшной разлуки…
К.С.
— Согласен. С той поправкой, что так же сложно было им к этому моменту подойти. У Бориса был момент, когда он уже почти начал превращаться из человека в тень, у которой в голове уже нет ничего, кроме жажды и голода. А у Ирины… Ей может было ещё труднее. Ждать всегда трудней.
Н.У.
— Сколько нужно флакончиков валокордина, чтобы выписать некоторые сцены? (понятливо улыбается)
К.С.
— А он на меня не действует (улыбается). Да и что напишешь, когда накушаешься успокоительного? Нет, я наоборот, пил кофе. И, каюсь, курил больше обычного.
Н.У.
— Не парадокс ли: почему в войну, оторванный от всего мира, человек не только не замирает, но, наоборот, пробуждается. Откуда берутся силы, откуда идёт импульс? Человеком, его внутренним миром правит дух?
К.С.
— Это не совсем так. Война это такая штука, которая может сломать всех. Любого. И не поможет ничего: ни дух, ни сила воли, ни любовь. Но, конечно, одного она ломает сразу, второго даже ломать не приходится, а третий будет пытаться оставаться человеком до конца. Но вот удастся ли, ведь война всегда может усилить давление, а человек имеет предел? Не хотел бы я это узнать наверняка. Ох, как бы не хотел.
Н.У.
— Константин, Вы будете писать романы только о любви? (улыбается)
К.С.
— Ага! (улыбается) А кто мне говорил, что этот роман не совсем «о любви»? Если абсолютно честно, то скажу так: в настоящий момент я не представляю себе, чтоб я мог написать роман или даже повесть, чтобы там не было темы любви. А разве это плохо?
Н.У.
— Это замечательно! (улыбается) Но давайте дальше… Спустя годы, в новой для себя стране, жизни, каким стал он, главный герой романа? В чём его истина?..
К.С.
— Стоп, стоп! Этого я не скажу. Пока. Это я напишу. По секрету: «Уже пишу».
Н.У.
— В этой книге есть всё, иной раз даже, куда более глубокий и куда более правдивый взгляд, чем в документальной хронике. Получится ли у писателей, подражающих этому жанру, написать что-то похожее? Или надо быть родом оттуда?
К.С.
— Ну уж, скажете тоже — подражать! Подражать не надо никому, даже классикам. А уж мне.… Но я понимаю Ваш вопрос. Думаю, что это очень важно — быть «оттуда». Важно, но не обязательно.
Н.У.
— Захлопываешь книгу, а потом наступает оглушительная тишина. Такое должно быть с человеком, когда он осознает прочитанное, подчинившись напряжённому ритму всего произошедшего с литературными героями?
К.С.
— Со мной, во всяком случае, всегда так. И если после прочтения моей книги возникает такое состояние, то я счастлив.
Н.У.
— Всем ли дана чуткость души и память, которая связывает с прошлым? Бывает ли так, когда что-то забытое безвозвратно, нежданно всплывает из забвения, подавая свой голос в минуты высшего напряжения?
К.С.
— Сложный вопрос. Может быть, я скажу сейчас то, что не надо было бы говорить… Я не верю, что все люди изначально одинаково предрасположены к добру, к чуткости и так далее. Поэтому насчёт чуткости души — однозначно нет. А вот, что что-то, казалось, безвозвратно потерянное вдруг вырывается из забвения, распрямляется, как сжатая пружина и захватывает человека так, что он уже и не понимает, как мог раньше жить без этого — это да.
Н.У.
— Как Вы запомнили своё первое впечатление, когда книга оказалась в руках?
К.С.
— Это было так долго, ужас! Бесконечные переговоры, всякие бумажки, подписи, уточнения. Затем долгое ожидание, когда казалось, что время замерло, что всё обязательно сорвётся. Разорится издательство, упадёт астероид, высадятся пришельцы… Короче, я успел перегореть до того, когда взял книгу в руки. Первый экземпляр я купил сам в магазине: не мог дождаться авторских экземпляров. Кстати, я их до сих пор ещё не получил.
Н.У.
— Правильно ли, что человек вновь и вновь оказывается перед новыми испытаниями, которые жизнь продолжает готовить ему?
К.С.
— Да, так оно и есть. Только не знаю, у всех ли. А вот правильно ли это? Чёрт его знает, в жизни, увы, далеко не всё правильно.
Н.У.
— Костя, Вы сказали о своем времени главное и незабываемое. Без сомнений, роман выжал слезу даже из железных глаз. А читатель стал одним из «тех, кто был там»… Буквально на наших глазах, глава за главой, рождалось талантливое произведение, которому отныне жить, как самостоятельный объект памяти. В созданной жизни, герои выражают узнаваемые эмоции, а их наполненный многозначием мир, — не что иное, как любовь. На сердце одновременно больно и легко. Жалко было с ними расставаться? И оставили ли Вы что-то себе?.. Или полностью удовлетворены воплощением своего замысла?
К.С.
— Читатель стал одним из «тех»… Спасибо за оценку, очень бы хотел, чтобы так и было. Потому, что именно к этому я и стремился: чтоб стал «одним из тех». Если это удалось, то да — я удовлетворён. А себе я кое-что, конечно, оставил. Немного.
Н.У.
— Это не просто книга, а та дорога, которую нужно было пройти одному, без суеты... Насколько долгой показалась эта дорога? Сколько по времени Вы писали книгу?
К.С.
— Это я знаю почти точно. Один год и одиннадцать дней. Без минут (улыбается).
Н.У.
— Вы не дали этим нервам, энергии исчезнуть бесследно. Всё, что было, и все, кто когда-то жил в городе, запечатлены навсегда. Просто, они остались там же, а мы пошли дальше, и отныне существуем в разных временных измерениях. Скажите, это очень наивно, — так думать? (грустно улыбается)
К.С.
— Да нет. Это естественно. Так и должно быть.
Н.У.
— Хочется думать, что как книга будет прочитана, многие внесут некоторую коррекцию в позиционирование своей личности. Спасибо Вам, что рассказали о людях, что не утрачивают чувства собственного достоинства никогда и ни при каких обстоятельствах. Чтобы добиться сегодняшней победы, не лишними были крепкие нервы и стальное терпение?
К.С.
— Это несколько неожиданно для меня — что кто-то предполагает во мне «стальные нервы». Уверяю Вас, что это не так. К сожалению. А вот если хоть кто-то, хоть на миллиграмм внесёт хоть малейшую коррекцию в своё позиционирование, то, наверное, я должен был бы этим гордиться. Но не сильно, а то это очень мешает писать (улыбается).
Н.У.
— Костя, а что с Вашей точки зрения является определением порядочного человека?
К.С.
— Ого! На такие вопросы надо или отвечать сходу, не раздумывая, или думать над ними всю жизнь. Я не знаю точного ответа, Наташа. Лично я не люблю равнодушие, фальшь, чрезмерную адаптацию к так называемым «жизненным обстоятельствам» и ложь. По-моему, это как ржавчина, которая обязательно разъест всё до конца. До пыли. До плесени.
Н.У.
— Согласны ли Вы, что писательский дар заключается не в умении выдумывать то, чего нет, а в особенно точном умении записать истории, которые уже существуют?
К.С.
— В принципе, согласен. Хотя, если человек может выдумать то, чего нет и подать это так, что поверят, почувствуют.… Это тоже дар.
Н.У.
— Значит, всё самое интересное и чудесное впереди?
К.С.
— Скажем так: на это надо надеяться. В это надо верить.
Н.У.
— Вы верите в мистическую взаимосвязь событий или нет?
К.С.
— Нет, я жуткий рационалист. И зануда (улыбается). Честно!
Н.У.
— Спасибо за интересную беседу, Константин! Мы желаем Вам многоцветных проявлений любви и множества красивых историй, что волнуют особенным образом, вне зависимости от того, сколько бы ни прошло лет…
И напоследок, Ваши пожелания читателям.
К.С.
— Спасибо! Читателям желать легко, ведь я и сам читатель. Желаю нам — как можно больше интересных книг. Таких, которые не просто читаешь. Таких, в которых чувствуешь, страдаешь, веселишься, любишь. Живёшь.
Благодарим за встречу и приятное сотрудничество. Спасибо Вам!
В Гостиной журнала «Точка ZRения» с нами беседовал писатель Константин Семёнов.
При любом использовании материалов интервью ссылка на сайт «Точка ZRения» обязательна.
|