Травинки

Увянувшим кладбищенским веночком,
добытые при помощи ножа,
спокойно обескровлено лежат
в моей руке тела семьи цветочной.

Вокруг в оградах мёртвые луга:
мать-мачеху прикончили украдкой,
чертополох сгорел от лихорадки,
и клевера намётаны в стога.

Без хлорофилла высохли предсердья.
Повесился знакомый зверобой.
Останки тростника принёс прибой.
Разбился одуванчик на мопеде.

Я в августе хожу к надгробьям плит
короткого промчавшегося лета,
людские стебли срезанным букетом
укладывая нежно на гранит.

Июнь

С малюсенькими рожками на лбу
загадочной игрой полузвериной
любителям подслушивать судьбу
косматый фавн играет на полыни.

Во всём покорна духу божества -
магическим отверстиям свирели,
зелёная волнуется трава
и брызгает чуть-чуть на корни елей.

Вечерне выпь бормочет в бороде,
и выдыхая день туманом поздним,
гуляет бог по гаснущей воде
прибрежные расплёскивая звёзды.

Конечно, тьма опустится, но тут
любителям подсматривать прекрасно,
ночными соловьями, оживут
лесные сновиденья скотопаса.

Вода мимо

Нева вильнёт лососевым хвостом,
и выберет извечную дорогу -
забьётся на ивановских порогах,
протиснется под Ладожским мостом.

Намечет в ноябре икринки льда.
Устало, обессилено задремлет,
пока на берегах плывут сквозь время
ночные пассажиры в городах.

Закончится тревожный сон реки,
холодный панцирь вскроется, и вскоре
уйдут лососи, скатываясь в море,
а у людей появятся мальки.

Взрослые считалки

Аты-баты шли солдаты
Аты-баты на восток,
а приехали обратно,
кто без рук, а кто без ног.

Вышел месяц из тумана.
Буду резать, буду бить,
чтобы русского Ивана
на войне овеществить.

На златом крыльце сидели
царь генсек и президент
воровали, пили-ели
и вводили контингент.

Интенданты многолики.
Генералам хорошо.
Ики, пики, граматики
кто поверит им ещё?

Нет деревни. Ветер в поле.
Кто богат, а кто - лежит.
Аты-баты сколько стоит,
Аты-баты ваша жизнь?

По Жукову и Славину, формула янтаря C10H16O

Как насекомым плюхнуться легко
в сироп доисторической полянки.
Сверкает золотистое брюшко
и дёргаются склеенные лапки.

Пока ты существуешь на земле,
и окружён теплом одной из вёсен,
и даже в органической смоле
увязнув, мир звучит разноголосо.

Но скоро отойдёт за перевал
двуликое божественное солнце,
текучий отвердеет минерал
и изнутри толчка не донесётся.

Оглохнет звук, и загустеет свет,
движение замедлится коварно -
погрузишься спокойно в гущу лет,
закупорившись пробкою янтарной.

Ещё удачно если вдруг со дна
вернёт прибой, постукивая глухо,
и будет, чья то мысль возбуждена -
что делала на свете эта муха?

Ещё парадокс - корабль Тесея

Вы представляете ужас Эгея -
парус на море чернеет?
Принял решение - в волны упасть.
Это триера Тесея.

Сын то приплыл, но корабль стареет.
Нижние доски сопрели.
Щепы гнилые хоть крась, хоть не крась.
Это триера Тесея?

Мачты сломались. Борта одряхлели.
Воры пришли за трофеем,
им посчастливилось вёсла украсть.
Это триера Тесея?

Форма истлела, оставив идею -
суть неразрывна с материей.
Если отринуть от прошлого часть,
это триера Тесея?

Цветение звезды

За край тетрацикличного кольца
пылающего блюдца Бетельгейзе
готовится просыпаться пыльца
на пестики ближайшие созвездий.

Ярится и бушует свет ядра
кончину чашелистника отсрочив,
и миг, когда соцветия спираль
захлопнется в своей центральной точке.

Галактики помнёт взрывной волной
и семя будет брошено на волю
молекулой, но с силою такой
что даже на соседнем мёртвом поле

появится росток и станет он
копить огонь на собственный бутон.

Ещё один шатающийся вечер...

Ещё один шатающийся вечер
спустившись по ступеням на причал
на зябнущие набережных плечи
набросит мелкосетчатую шаль.

Разлёгшись бестревожно под мостами,
почти поддавшись каменному сну,
река раскрепощёнными устами
произнесёт невнятную волну.

И я с Невою в городе дворцовом
почувствав великое родство
со страхом обрету биенье слова,
а также радость выносить его.

Поэтому творения так пышны
на невских сберегаемых листах.
Придумаюсь к шептаньям еле слышным -
и призрак обретёт обличье там,

где безучастно сфинксов мрачноватых
гранитные зрачки через века
на пыль туманов смотрят, как когда-то
смотрели на течение песка.

Попугай

Цепляется на тоненьких ветвях
беглянка-разукраска еле-еле...
Сказали: на Москву идут метели,
ну, значит и до нас, дойдут на днях.

Как долго ей везло невероятно:
из клетки безрассудно увильнула,
и осень так счастливо растянулась
поскольку и долга и неопрятна.

Боярышника мёрзлое пюре
казнимая размазывает птица.
Ох, скоро ей придётся покориться
мучителю на северном дворе.

Поставлен безнадёжно на карнизе
спонтанный, неожиданный и этим
так попугай остёр, так не на месте,
цветною запятой на прозе жизни.

Гм

Слились стихии с помощью дождя,
да так перемешались меж собою,
и не понять что из двоих вода,
а что зовётся небом из обоих?

Поскольку капли вниз увлечены
навстречу им такие же без звука
к поверхности летят из глубины
при встрече, ударяясь друг о друга.

Постольку точно также в этот миг
изнаночно рассматривая волны
копируя черты, рябой двойник
глядит на дно моё недоумённо.

Тождественны начала - итого
любое метазнание размыто.
Там верх, но относительно чего,
здесь верно низ, но от чего отсчитан?

И как бы не выпаривал ответ
останусь при своём в сухом остатке.
Вдобавок для меня любой предмет
обратно опрокинут на сетчатке.

Коррида

Ой, Вы такой удивительный бык:
как представительны запонки улиц Мадрида,
как импозантно Вы носите траур корриды
и драгоценный из пик воротник.

Знаю, покончите, как самурай
парой ударов намеренных крестообразных,
и успокоившись ливером собственной казни
больно уснёте от вспоротых ран.

А для такого красавца быка,
сделать надрез завершающий Recibiendo,
самостоятельно лучше и способа нету
взявшись платком за железо клинка.

Как Вы красиво решили прилечь
для восхищённых японцев живот изувечив.
Вот ещё... чуть не забыл... Пикадор - это кетчуп
густо налитый на выпавший меч.

Мальчик-с-пальчик

Младенцем отпущенный в воду
мятежный, жестокий кинжальщик,
сегодня получит свободу -
отыщется маленький мальчик.

В безлунном саду Гефсиманском
не видно пунктира дорожки:
закончились белые камни,
удоды похитили крошки.

Но хитрый, мечтая обратно
в родительский дом возвратиться,
мальчиш разбросал тетрадрахмы
ни больше ни меньше, чем тридцать.

Играют на аверсе светом
холодные звёзд переливы.
Ребёнок по следу монеток
скрывается в роще оливок.

Ворон

Эти замкнутый дом, перекрытий скелет
натолкнули на мысль о смертельной болезни.
Но провизору - как, если мне бесполезно
из помёта мышиного делать рецепт?

Этот с яблоком красным запущенный сад
разъедает меня размышленьем ничтожным
тем, что и при желаньи лечить невозможно
если гирьку аптечную спрятал чердак.

Эта чёрная птица на сером суку
триста лет прожила не решив, безусловно
парадокса: бывает ли ворон не чёрным
при не Пи, ни одном из того, что не Кью?

Это логика: две идентичности - ложь,
или два одинаково верных ответа.
Я при взгляде на перья решённого цвета
рядом с яблоком, знаю, как выглядит ночь.