— Вот так случай! – инженер Кузьмин поднялся  из-за столика в трактире, приветствуя идущего от входной двери  товарища по университету Потапова.— Сколько лет – сколько зим! Присаживайся скорей за мой стол.

Потапов также обрадовался встрече с  однокашником,  и они наперебой пересказали друг другу о своих нынешних обстоятельствах. Кузьмин получил место в Министерстве путей сообщения, а Потапов пошёл по научной линии: он уже  читал лекции на кафедре философии.

Но бытовые  условия  и даже  анекдотические моменты из прежней университетской жизни  уже мало занимали  умы этих  напитанных жаждой знания  людей, и всякий спешил услышать что-то новое от  приятеля из области науки, которой тот  занимался.

— Вот ты при встрече произнёс : «случай», —  Потапов вынул латунный портсигар, обрезал сигару  и закурил. — А ведь эта встреча могла быть далеко не случайностью, как  традиционно  принято считать, а синхронизмом.

— Чем-чем? Синхронизмом? Это ещё что за новости?

— Согласно современным исследованиям  Карла Юнга, синхронизм  —  это не случайное совпадение событий, а событие в глубине психики, которое может  вызвать аналогичное событие  в физическом мире. Гипотеза, кстати, подтверждённая  исследованиями в области микрокосмоса, то есть, атомной физики.

—  Недурно пущено! — отозвался Кузьмин, — Выходит,  если  захотеть  событие, то оно произойдёт, как по щучьему велению? Однако относится ли эта гипотеза также к нашему макрокосмосу?

—  Так оно и происходит, потому что наш мир строит наше же Сознание, - убедительно произнёс Потапов. — Просто мы привыкли относить  случайное  к «случайностям», а не  к событиям, которые  находятся не только в причинной, но также и в смысловой связи. Но в определённые моменты наивысшего напряжения психики  происходит смысловое упорядочение физически независимых («случайных»)  событий. Причинные связи подобны меридианам на глобусе, а смысловые —  параллелям, которые представляют собой поперечную связь между меридианами.

Хотя Кузьмин явно заинтересовался  идеями, которые ему изложил Потапов, однако вскоре уже не смог бы пояснить  их в более или менее понятной  (даже для себя) форме. И так бы, наверное,  и забыл об этом разговоре, если  синхронизм вдруг не вторгся в его жизнь, едва не искалечив его судьбу и  судьбы близких ему людей...

Два жандарма с шашками наголо ввели в зал судебного заседания человека лет 35-и,  с правильными чертами лица и вьющимися чёрными волосами. На подсудимом был арестантский халат, чуть великоватый ему, руки он держал сцепленными за спиной. Он сел на скамью, отделённую от публики деревянной решёткой, опёрся локтями о колени и уставился взглядом в пол зала, потёртый, с облупившейся во многих местах краской. Во всём облике подсудимого угадывалось полное безразличие, как к происходящему, так, видимо, и к результату процесса.

Зал суда представлял собой просторную комнату, фронтальный конец которой был занят небольшим возвышение вроде алтаря в церкви.  Посередине возвышения стоял стол под зелёным сукном, а позади стола три кресла для судей. За креслами висел портрет Государя  императора Александра III  в гусарском мундире. В правом углу зала располагался киот с иконой Христа,  и тут же – стояла конторка прокурора. Слева от стола  помещался столик секретаря.

На том же возвышении были размещены  в два ряда стулья для присяжных.

Передняя часть зала была отделена дубовой решёткой от скамей для публики, устроенных амфитеатром.

В зале было уже тесно и душно от зрителей,  потому что процесс обещал быть нескучным, и прокурор, наверняка,  подготовил речь  поцицеронистее. От защиты публика не ожидала ничего интересного. Какое оправдание можно было придумать хладнокровному убийце женщины? Интрига  выражалась лишь в том, будет ли подсудимый отправлен на пожизненную каторгу  или (особым повелением) — на виселицу.

Большую часть публики составляли  представители женских общественных организаций, а так же делегации от монастырей, и  потому, на взгляд художника, зал, может быть,  походил общей  мастью на серую лошадь в яблоках или  плешивое  осеннее  небо, нависшее над Санкт-Петербургом.

После обычной процедуры приведения присяжных к присяге, председательствующий в суде  обратился к подсудимому:

— Юрий Кузьмин, встаньте.

Кузьмин  встал со скамьи, по-прежнему, отрешённый от происходящего, но на вопросы отвечал внятно.

— Ваше имя? — Юрий Петрович  Кузьмин — Ваше звание? — Инженер – путеец. — Сколько вам лет? — Тридцать шестой. — Какой веры? — Православной. — Женат? — Женат на Кузьминой Марии Никифоровне, 26 – и лет, мещанке.  — Дети есть? — Приёмный сын Михаил,  8-и лет. — Судились прежде? — Нет, не судился. — Копию обвинительного акта получили? — Получил. — Сядьте, — сказал председатель.

Перечислили двух жандармов — свидетелей преступления. Затем секретарь зачитал короткий  обвинительный акт:

—  **  октября  сего  года  коломенская мещанка Круглова Анастасия  пришла в  квартиру  подсудимого  Кузьмина  Юрия Петрова с целью изъятия у последнего своего единородного сына Михаила, которого она восемь лет без малого  назад по неосторожности утратила в возрасте двух недель. В квартире подсудимого присутствовали: Кузьмин Юрий Петров, его жена Кузьмина Мария, тёща  Цибина  Елизавета и, собственно, приёмный сын Кузьминых – Михаил восьми лет.  После того, как Круглова Анастасия предъявила свои претензии и сопроводительные  документы, она  вознамерилась забрать ребёнка, вызвав себе  в помощь дежуривших в  коридоре  жандармов  Копытова и Нездренко.  Подсудимый  Кузьмин предложил Кругловой Елизавете денежный выкуп за ребёнка,  но  Круглова решительно отказалась от денег, заявив, что дитя не предмет для торговли.  Тогда подсудимый Кузьмин, будучи в состоянии сильного раздражения, извлёк из ящика комода револьвер марки «Наган»  и одним выстрелом убил Круглову Анастасию наповал. После совершённого преступного деяния, подсудимый Кузьмин  при задержании  под стражу сопротивления не оказал.

Ввиду всего изложенного  Кузьмин Юрий Петров обвиняется в том, что умышленно лишил жизни мещанку Круглову Анастасию, кое преступление предусмотрено   пунктами  4 и 5  статьи 4453 Уложения о наказаниях.  

Один из членов суда наклонился  к председательствующему и прошептал:

—  Конечно, в состоянии эффекта, но ведь с намерением лишить жизни, а это значит — того,  и он характерно прищёлкнул языком, что, по-видимому, означало нечто им обоим знакомое.

Если так гладко пойдёт, то и к обеду, возможно, успеем кончить, — в свою очередь подумал председательствующий,  весьма  ревниво относящийся к состоянию своего здоровья. — Если, конечно, этот  самодовольный олух — товарищ прокурора — пощадит его желудок и не разведёт тут свою агитацию.

Но товарищ прокурора  имел собственные резоны, а именно, — его речь должна иметь общественное значение, то есть проникать в глубинную суть психологического значения преступления и обнажать язвы общества.

Он встал, обнаружив стройную фигуру в прекрасно сшитом мундире, опёрся руками о конторку, оглядел публику в зале и начал речь.

— Вы видите перед собой, господа присяжные заседатели, характерное, если можно так выразиться, преступление конца века, носящее на себе, так сказать, специфические черты того печального явления разложения, которому подвергаются в наше время некоторые элементы нашего общества. Какую роль играет в нашем обществе женщина, господа? Предмет увеселения и услаждения низменных потребностей?  Или это женщина — мать, подобная нашей высшей святыне, непорочно зачавшей  Спасителя?

Товарищ прокурора оборотился к образу И.Христа и перекрестился.

— Исходя из результатов рассматриваемого здесь дела, я склонен к первому моему определению женщины, как предмету, я не  побоюсь этого слова,  ничтожному.

В зале поднялся невообразимый шум. Публика была глубоко оскорблена и успокоилась лишь после решительных мер, предпринятых председательствующим и полицией. Наконец, заседание продолжилось.

— Если вы выражаете столь агрессивный протест господа, — произнёс товарищ прокурора (на самом деле ужасно довольный произведённым эффектом), — то назовите мне ещё хотя бы одну причину, подвигнувшую нашего образованного (я подчёркиваю это обстоятельство) подсудимого поднять руку с револьвером на женщину — мать, исстрадавшуюся в поисках своего ребёнка, и нашедшего его,  и получившую за свою святую правду столь ужасающую  награду?.. Не слышу возражений? Но я раскрою перед вами истинную причину столь, казалось бы, невероятного поведения подсудимого. Я, господа, сам недавний выпускник университета, и, как говорится, на своей шкуре испытал безобразия, творящиеся в этом заведении, выпускники которого призваны воспитывать и просвещать  народные массы. Но какие идеи они донесут до чистого листа православной души крестьянина и рабочего?  Разврат, крамолу, т.н. свободные выборы и свободные отношения между полами, свободу печати для бунтовщиков и свободу  поношений в адрес попечителей и правительства!

Тут помощник прокурора сделал паузу, повернулся к портрету императора, протянул к нему руку и воскликнул:

— Поношений даже в адрес нашего государя - миротворца, который значительно облегчил жизнь студенческой молодёжи.  Даже вопреки предостережениям  мудрейшего  обер-прокурора Синода Его превосходительства Константина Петровича Победоносцева, которой настаивал на  необходимости  немедленно и решительно покончить разом все своеволия  в университетах.

Да этот помощник прокурора – педель, — вдруг, пронзила мысль уже полубезумные, кровоточащие мозги Юрия Кузьмина, и лишь, наверное,  дикая ненависть к этому контингенту университетских шпионов, от которых житья не было ни студентам, ни преподавателям, рассеяла туман в голове Кузьмина.  «Не дашь педелю на водку – лучше сразу бросай учёбу, - зачем-то вспомнились слова старшекурсника Потапова, с которым они были  знакомы ещё с гимназии.— Педель тебя и ватерклозете найдёт. Если ты, конечно, в нём его вовремя не утопишь». Университетский Устав 1884 года, практически, полностью подчинял учебное заведение  педелям.

О чем говорил этот прокурор? — с трудом стал соображать Кузьмин.— О женщинах. О тех, которых больше половины батрачат на фабриках и требуют равных прав с мужчинами? Нет,  не о тех.

Он говорил о детях? О малолетках — девочках и мальчиках,  которых тысячами продают в рабство на спичечные фабрики и мыловаренные заводы? Нет, о детях, он, вроде, тоже ничего не сказал.  Тогда чего он хочет?

Вопрос, возникший в голове у Кузьмина, вдруг, разрешил сам помощник прокурора. Он впервые за всё время суда оборотился к подсудимому, указал на него перстом и произнёс с пафосом, который только смог из себя выжать:

— Представьте, господа, что нашему подсудимому, воспитанному в университетских стенах, о порядках в которых я вам только что доложил, сейчас  дали в руки его же револьвер «Наган». И как вы думаете, господа, в кого бы он  выстрелил?

Аудитория замерла в замешательстве и ожидании ответа.

— Тогда мы спросим самого господина Кузьмина: в кого бы он сейчас выстрелил, будь в его распоряжении «Наган»? — спросил помощник прокурора, сам весь дрожа от захватившего его вдохновения.

— Юрий Кузьмин, встаньте и отвечайте, — приказал председательствующий.

Подсудимый поднялся со скамьи, поднял правую руку с воображаемым револьвером, зачем-то обвёл им весь зал:  причём, публика в ужасе инстинктивно прикрывалась руками или наклоняла головы, оказываясь под прицелом мистического оружия. Наконец, дуло «Нагана» остановилось на председателе суда. Тот чуть было не выпрыгнул из кресла, но был задержан усилиями двух своих помощников. Председательствующий застыл, выпучив глаза  и не в силах отвести взгляд от направленного на него «револьвера». Но дуло вдруг поползло вверх и окончательно остановилось на портрете Государя императора.

— Бах! — крикнул Кузьмин и плюхнулся на скамью.

Казалось, весь зал содрогнулся,  будто действительно  от звука выстрела,  и с несколькими дамами сделался  обморок.

Напряжение спало лишь через несколько минут, и председательствующий, очухавшись, уже поднялся из кресла с намерением дать хорошую взбучку помощнику прокурора за его дерзкий эксперимент. Однако неожиданно дверь судебного зала отворилась, и на пороге появился гвардейский прапорщик при сабле, но без головного убора.

— Господа! — громко и отчётливо произнёс офицер. – Его Величество Государь  Император  Александр Александрович  скончался.

Шёл третий час пополудни  20 октября 1894 года.

Послесловие.

Инженер Юрий Петрович Кузьмин был оправдан. Новое расследование , назначенное по  делу,  выявило, что мещанка  Круглова Анастасия  была замешана в  торговле малолетними детьми. Её партнёр по коммерции  — бывший отец дьякон Андрей  осуждён на 15 лет каторги за подделку документов.