Судьба нам долю лучшую
Не может сразу дать.
Везенье – дело случая,
Который надо ждать.
Ценой нелёгкой счастье
Достаться нам должно,
Иначе не обрадует оно…

А. Дербенёв.

Глава 1.

-1-

Баюн сидел на своём излюбленном подоконнике и хмуро смотрел на нового обитателя дома: «Интересно, долго ли ещё эта будет у нас жить? Она всё время спит и пока ничем не беспокоит. Это пока. Совсем не понятно, как её появление отразится на нашу размеренную, спокойную, холостятскую жизнь».

С дедом Матвеем внушительный по своим размерам деревенский кот Баюн жил давно. Он уже и не помнил, сколько вёсен прошло с того дня, когда впервые переступил через высокий порог небольшого, уютного и всегда тёплого дома. Кот не считал Матвея своим хозяином, они были просто большими друзьями или хорошими товарищами, всегда и везде на равных. Баюн очень любил своего большого друга, по-своему опекал и баловал его: из пойманных мышей и крыс самую жирную и вкусную дарил деду; всюду сопровождал его, чтобы Матвею не было скучно, да и при появлении опасности мог его защитить. Сколько боёв кот выигрывал в своей жизни и не сосчитать! Порванные уши и глубокие шрамы на морде и шее только подчеркивали его боевую славу, а начинающая проступать седина вызывала уважение.

Нет, кот Баюн совсем не против женщин, даже наоборот. Например, Параша – подружка Матвея, которая несколько лет как умерла, - угощала Баюна блинами (ох, и вкусные же были!), часто давала сметану и регулярно гладила его по лоснящейся шерсти. Если эта будет вести себя примерно, то Баюн, может быть, проявит снисходительность и согласится пообщаться с ней, но никакого панибратства!

Три восхода назад большой друг, взяв лыжи и огнедышащую палку, собрался в лес на охоту. Кот, чуть-чуть поразмыслив, решил на этот раз не сопровождать его, а остаться при доме хозяином для соблюдения порядка. Матвей вернулся раньше, чем ожидалось, и не один. На руках он внёс в избу человека, бережно положил на скрипучий диван и, метнувшись к кухонному навесному шкафчику, достал пол-литровую начатую бутылку с самогоном-первачом. Склонившись над нежданным, недвижимым гостем, старик осторожно раздел его. Руки старого, опытного охотника немного дрожали: страх не успеть привести в чувство найдёныша сковывал движения. Наконец, он освободил человека от пальто и шапки, расстегнул теплую кофту и, обнажив грудь, припал к ней ухом. «Дышит! Жива!» - радостно йокнуло сердце хозяина.

Баюн, недовольно топорща усы, наблюдал за действиями Матвея. Ему не нравилась эта суета, неразумно оставленная открытой входная дверь, через которую пробирался мороз, вытесняя тепло, он подозревал, что в их жизни наступят какие-то перемены.

Обнажив человека, дед интенсивно растёр его тело. На диване посреди разбросанной одежды лежала очень худенькая девочка-подросток.

- Ничего, милая, потерпи, всё будет хорошо! – шептал Матвей, заворачивая её в старый тулуп и укладывая на тёплую печь. – Скоро отогреешься. А я сейчас приду.

Дед выскочил в сени и, принеся охапку сухих дров, затопил огницу. Скоро кирпичи прогреются, раскалятся, и сухой жар, так необходимый болящей, окажет свое исцеляющее действо. Матвей в глубокой задумчивости стоял у печи, положив ладонь на её стенку.

-

Уже пятнадцать лет отставной полковник работал лесничим и жил в деревне Грибки, расположенной в живописном месте нечерноземья. После службы он с супругой решил уехать в деревню, осуществив их давнюю мечту. Матвей был достаточно крепким седовласым пожилым мужчиной. Он с лёгкостью проходил по пятнадцать-двадцать километров ежедневно, проверяя вверенные ему леса, прекрасно охотился. Зимой, после баньки любил окунуться в прорубь, выдолбленной в выкопанном своими силами прудике. Это был очень образованный человек и, возможно, его офицерский опыт был гораздо сложнее и богаче, чем он рассказывал о себе. Его стать и манера общения с людьми делала Матвея похожим на своего деда – офицера царской армии.

-

- Вот, Макаровна, взгляни,- дед подвел местную знахарку к печи.

- Батюшки-светы! - всплеснула руками старуха. - Ребёнок совсем. Что её в лес-то погнало в такую стужу, иль насильно кто бросил?

- Ты не причитай, а лучше скажи, как её в чувство привести, да на ноги поставить. – Матвей тяжело вздохнул. – Фельдшердшу не дождёшь: девка на четыре деревни разрывается, опять эпидемия гриппа, а до района, боюсь, не довезти – помрёт.

- Вот что, Маркелыч, - спохватилась бабка, - я домой сбегаю, травки всякой принесу, а ты подготовь сухую малину, мед, пыльцу, чистую сухую тряпицу, льду наколи да в ограде в кастрюле оставь. Чёрная-то смородина у тебя есть? Подготовь. Пригодится. Будешь горемыку ею отпаивать.

Остановившись в дверях, Макаровна обернулась и как-то по- особенному спросила:

- Клеёнка в твоём хозяйстве найдётся?

- Так точно. Имеется.

- Постели её поверх тулупа, а сверху расправь старую простынь. Девка-то под себя ходить будет. С печи по малой нужде её не снимай! Запах, конечно, будет, но ничего – потерпишь. Тряпки выстираются. Сама потружусь. Главное выходить её, да чтоб без осложнений. – Подняв воротник укороченной дублёнки, маленькая, сухонькая старушонка выскочила вон.

- Слушаюсь, - тихо ответил Матвей, переводя взгляд с закрывшейся двери на черноволосую девочку.

-

Макаровна жила одиноко. Она вышла замуж перед самой войной. Страшное известие застало молодожёнов на покосе. Макаровна помнила, как заголосили-завыли бабы, как косари бежали в деревню, сжимая в руках черни. Постепенно деревня замерла: почти всё мужское население мобилизовалось. Потянулись долгие, тягостные дни ожидания весточек с фронта. Стали приходить первые похоронки. Горе приходило то в одну, то в другую семью. Макаровна не забыла, как помогали и поддерживали друг друга женщины, сколько сострадания и терпения было в их сердцах. Осенью молодая жена держала в руках конверт, подписанный чужой рукой. Как страшно было вскрывать его! Оно содержало холодящее душу известие: «Ваш муж пал смертью храбрых, защищая город Ленинград».

Макаровна не успела зачать и родить собственного ребёнка. Всю свою неистраченную любовь, заботу она с радостью дарила людям, особенно детям. Уникальные знания народного целителя она унаследовала от матери – умнейшей и образованнейшей женщины.

-

Серафима с трудом открыла тяжёлые веки. Темно. И очень тихо. Тишину нарушает только тиканье часов. Тепло. Даже жарко. Где она? Мысли вяло текли в её голове. Последнее, что девочка помнила, это то, как она прислонилась к сосне, чтобы отдохнуть, как сквозь прищуренные заиндевевшие ресницы смотрела на удивительно голубое, безоблачное небо, на ветви елей, заботливо укутанные инеем, в кристаллах которого озорничали солнечные лучи; слышала, как время от времени от морозной стужи издавала треск древесина.

Серафима медленно провела сухим языком по потрескавшимся губам. Как хочется пить! Она попыталась попросить воды, но вдох, сделанный чуть глубже прежних резанул по легким и бронхам, причиняя нестерпимую боль, которая отозвалась набатом в голове и во всем теле. От слабости она снова провалилась в глубокий сон.

-

Сколько времени она проспала – не знала, но проснулась опять в кромешной темноте. Пить уже не хотелось. Повернув голову на бок, Серафима тщетно пыталась хоть что-то рассмотреть, чтобы понять, где она находится. Тело продолжало болеть, головная боль чуть отступила. Слегка подвигав ладонью, она нащупала пальцами простынь и хрустящую под ней клеёнку. «Зачем она?» – с недоумением подумала больная. Собравшись с мыслями, девочка постаралась вспомнить и понять, услышанное сквозь сон.

В то время, когда Серафима приходила в себя из чёрного омута бессознания, она из-за слабости не в состоянии была ни говорить, ни двигаться, ни даже открывать глаза, часто слышала возле себя тихий, но твёрдый мужской голос. Девочка понимала, что хозяин этого голоса заботится о ней: терпеливо и очень аккуратно поит с ложечки, кладёт на язык какие-то быстро растворяющиеся сладко-кисловатые крупинки, меняет холодную тряпочку на лбу, когда нестерпимо болела голова. Становилось немного легче даже оттого, что он просто находился рядом. Ей показалось, что он почему-то за неё переживает.

Когда кто-то заходил в комнату, голос становился несколько резковатым, отрывистым, но не грубым. А однажды она услышала его холодное, звенящее металлом: «Не отдам! Не довезёте, кто отвечать будет? Загубите ещё одну невинную душу. Расписку? Напишу. От ответственности не уклоняюсь!». Голос становился всё тише, и девочка вновь провалилась в бездну.

Вновь она очнулась оттого, что кто-то гладил её по лицу и плечам, и сквозь затуманенное сознание услышала знакомый женский голос: «Серафима, что ты наделала? Что такое с тобою стряслось, если пришлось удариться в бега, да ещё и зимой? Девочка моя, почему ко мне не подошла? Мы бы сообща решили все твои проблемы. Слышишь ли меня? Очнись. Открой глаза». Серафима хотела ответить ей: «Не плачьте, Нонна Васильевна, я не хотела вас расстраивать», но не было сил.

Девочка лежала на жаркой печи и смотрела в чёрную пустоту. Зачем она живёт? Кому она нужна? Почему она не замёрзла в лесу? Всё было бы проще: не было бы давящего одиночества, бессмысленности жизни. Почему она, жившая в дружной любящей семье с мамой и папой, в одночасье лишилась её? Что плохого она сделала, если потеряла родителей? И почему она, а не кто-то другой? Жизнь жестока и несправедлива. Слёзы потекли из её глаз непрерывным потоком. Обида наполняла душу Серафимы. Поплакав, она незаметно для себя уснула.

-

Серафима вновь открыла глаза и ощутила блаженное тепло. Она млела от этого чувства. Тихо. Где-то тикают часы. Очень светло. Через замёрзшие стёкла пытаются пробиться солнечные лучи. Серафима повернула голову, и её взгляд встретился с немигающими глазами огромного чёрного кота, лежащего на подоконнике. Рядом на табурете неподвижно сидел старик. Он о чём-то думал. Кот, увидев открытые глаза девочки, встрепенулся, уркнул, соскочил с подоконника и в два прыжка оказался на печи. Дед поспешил следом.

- Очнулась, дитятко. Как ты себя чувствуешь? – добрые глаза хозяина излучали радость.

Девочка молчала. Ее зелёные, обрамлённые пушистыми ресницами, глаза внимательно смотрели на него. «Так вот кто ухаживал всё время за мной!» - догадалась Серафима, узнавая голос, который часто слышала с момента прихода сознания.

- Как ты в лесу-то оказалась? Заблудилась? А почему ты одна? Откуда ты?

Девочка не отвечала.

Она плотнее сжала красивые губки. Не зная достаточно этого человека, найдёныш решила пока не открываться ему и ничего не рассказывать. Она никому не доверяла. Заплетённая когда-то коса растрепалась. Чёрные, как смоль, вьющиеся волосы беспорядочными прядями разметались по подушке и закрывали часть лба и щёк.

«Да с тебя только картины писать. Экая ты красавица. Сотворил же Бог!» - думал дед, глядя, как девочка, ухватившись своими длинными и тонкими пальцами за край одеяла, натягивает его до подбородка, пытаясь спрятаться.

- Меня вот дедом Матвеем зовут. А это… - старик кивнул на кота, - Баюн. Мы живём одни. Я тебя в лесу нашёл. Пошёл на охоту, далеконько от деревни-то отошёл. Сердцем почуял, что что-то не так, Я тебя позже заприметил. Тебя снегом уже запорошило немного. Замерзала ты. Очень боялся, что не успею отогреть тебя. Спасибо Макаровне - помогла. Она у нас знатная знахарка: от всех хворей излечить может. Вот и ты, слава Богу, очнулась. Да ты уж, девонька, устала от моей болтовни, отдохни, поспи.

От слабости веки Серафимы словно налились свинцом. Она закрыла глаза и крепко заснула.

-

Ей снился сон.

Серафима, папа и мама прогуливаются по палубе красивого лайнера. Папа одной рукой ласково обнимает за плечи маму, а другой – Серафиму. Он очень любит своих девочек. Папа так всегда и говорил: «Мои девочки». Они все вместе весело смеются. Они счастливы. Папа оставляет их ненадолго, чтобы купить мороженое. Вдруг что-то взрывается, начинается пожар, очень быстро охватывающий судно. Паника. Все куда-то бегут, кричат, слышится плач. Несколько матросов раздают спасательные жилеты, помогают пассажирам облачиться в них, другие пытаются потушить огонь. Спускаются на воду шлюпки. Раздаются ещё взрывы. Мама надевает на Серафиму спасательный жилет и выталкивает её в воду. Серафиме очень страшно. Мама осталась на корабле. Папа потерялся. Уже в воде Сима поворачивает голову в сторону лайнера и ищет глазами мать. Последнее, что видит Серафима – сильный взрыв за маминой спиной.

Этот сон снился очень часто. Почти каждую ночь. Серафима вновь открыла глаза. Ей хотелось плакать. Холодящее чувство одиночества сковывало душу. Девочке уже давно ничего не желалось, ей было всё безразлично.

Сима пошевелилась. Она всё ещё лежала на печи, накрытая тёплым одеялом. У изголовья развешаны какие-то пучки трав. Они издавали удивительный аромат, напоминающий о лете. Вдруг что-то тяжёлое, но мягкое упало ей на ноги. От неожиданности девочка вздрогнула. Рядом сидел кот. Он был очень большим. Такой величины кота Серафима видела на европейской выставке кошек в Берлине, куда они ходили всей семьёй. Серафима некоторое время с родителями жила в Германии, затем они приехали жить в Россию. Тот кот весил четырнадцать килограмм. Если хозяйского кота Баюна перекрасить и к ушам пришить кисточки, то получится маленькая рысь.

- Баюн, кыс-кыс, – позвала Серафима, но кот остался недвижим.

Послышались шаги. К печи подошёл дед Матвей.

- Проснулась? Вот и ладушки. Чайку бы тебе, красавица, попить. Тебя как звать-величать-то?

- Серафима, – тихо ответила девочка.

Матвей заулыбался: «Слава Богу! Имя своё помнит!».

- Ты лежи, я тебе чайку сюда принесу. Рано пока тебе вставать. А имя-то у тебя какое красивое, русское, старинное. Ты кота-то не бойся, он хоть и ерепенистый, но добрый.

Матвей принёс большую чашку душистого травяного чая.

- Вот, пей. Макаровна велела им тебя поить. Вкусно?

- Очень. – Серафима осторожно отпила из чашки и почувствовала, как по телу пробежала какая-то приятная волна, несущая бодрость и силу. – Дедушка, а вы одни с Баюном живёте?

- Одни. Как Параскевью схоронил шесть лет назад, так и живём одни.

- Дедушка, а как у вас Баюн появился?

- О! Это целая история. Параскевья моя работала воспитательницей в детском саду. А когда вышла на пенсию стала подрабатывать там же нянечкой. Сильно она детей любила. Как-то осенью к ним в детский садик подкинули чёрного котёнка. Видимо надеялись, что кто-нибудь из ребят возьмёт его к себе. Но, ты знаешь, что в деревне в каждом доме есть кот или кошка, потому никому он не пришёлся. Так котёнок и остался в детском саду при кухне. Все его баловали. Дети Баюном назвали. Когда наступила весна, и начались собачьи свадьбы, по деревне бегало несколько пришлых и местных псов. Проблем из-за них, к счастью, не возникало, поэтому собак никто не трогал. Но однажды, когда у детей был тихий час, собаки забрели на территорию детского сада. Баюн гулял на одной из веранд. Самый крупный пёс, по-видимому вожак, решил поохотиться на кота и загнал его в угол веранды. Остальные собаки не вмешивались: субординацию соблюдали. То ли со страху у кота что-то перемкнуло в голове, то ли ещё что, но Баюн с рёвом кинулся на морду пса и пробежал по его спине. Такого поворота событий свора никак не ожидала. От растерянности они не пытались даже его преследовать. Но после этого случая Баюн возомнил о себе. Он стал наглым драчуном. Он передрался со всеми котами и собаками в деревне, никому ни в чём не уступал. Стал совершенно неуправляем. Но одна слабинка всёж-таки была у Баюна: он очень любил Парашу. Она была единственным существом, которому он подчинялся, только она могла его урезонить. Сначала кот только провожал её до дома с работы, потом решил, что будет жить с нами. Вернее мы с ним, но в нашем доме.

- Дедушка Матвей, а дети у вас есть?

- Я, деточка, бывший военный. Танкист. Много пришлось нам с Парашей мыкаться по гарнизонам. Она беременна была, когда получил приказ о переводе в Читу. Вообщем, скинула она ребенка, и после этого зачать уже больше не смогла.

Матвей тяжело вздохнул. Он тоже был очень одинок. Серафима с состраданием смотрела на старика, ей очень хотелось сказать Матвею что-нибудь доброе, но не находила нужных слов и корила себя за глупые вопросы, которыми причиняла боль этому человеку. Матвей словно угадал мысли девочки:

- Не ругай себя. В жизни всякое бывает. Расскажи мне о себе. Как ты в лесу оказалась?

Серафима понимала, что поведать о себе ей всё равно придётся. Дед по-доброму относился к ней, заботился, был искренен и начинал заслуживать доверие.

- Я из интерната сбежала.

- Мне кажется, ты там жила не долго.

- Откуда вы знаете?

- Когда у тебя был жар, ты говорила на трёх языках: русском, немецком и испанском. Звала кого-то. В интернатах таких знаний не дают. Расскажи мне всё о себе без утайки. Давно ли ты в детском доме? Почему оттуда сбежала, да ещё и в лютый мороз? Кто твои родители? Откуда ты? Вообщем, рассказывай.

- В интернате я уже два года живу, а до него ещё полтора месяца в приёмнике-распределителе для детей жила. Когда меня привезли в интернат и повели знакомиться с группой, в которую определили, я очень надеялась, что меня хорошо встретят, я подружусь с девочками, и мне не будет так одиноко. Но меня почему-то сразу невзлюбили. Не все, конечно. Когда воспитательница вышла из группы, ко мне подошли четыре девочки и стали надсмехаться над моим именем, обзываться и сказали, что с сегодняшнего дня я у них буду стирать трусы. Дедушка Матвей, я так растерялась, что не смогла им ничего ответить. А вечером я с ними очень сильно подралась. Когда они стали ко мне приставать в туалете, я схватила швабру и пыталась защититься. Я в кино видела, как это делается. Но их было четверо, а я одна. Остальные девочки из группы не вмешивались. Одна из плохих девочек подкралась сзади и очень сильно дернула за косу. Потом они меня очень сильно били и даже пинали. Это была моя первая в жизни драка. Обычно все проблемы я решала мирным путём.

- Что ж ты воспитательницу не позвала? – прервал горькую исповедь дед Матвей.

- А толку? Она не будет находиться со мной каждую минуту, а подобные разборки вполне могут повториться при первом же удобном случае. Папа учил меня во всём разбираться самой и только в исключительных случаях обращаться к взрослым. Девочки приостепенились после того, как я разбила тарелку о голову самой наглой. Её, кстати, Лариска-крыска зовут. Она даже внешне походит на крысу: высокая, худая, жидкие прямые волосы, узкие губы и большой острый нос. А какая злая! Дня не проходило, чтобы она кого-нибудь не обидела. Очень часто девчонки вредничали исподтишка.

- Неужели ты так ни с кем и не подружилась?

- Ну, почему? Подружилась. Просто остальные девочки боялись им сопротивляться. Они, так же как и я, пытались дать им отпор, но их забивали. Группа как бы разделилась на два лагеря. Один из тех девочек, другой - из меня и остальных. Лариску и ее приятельниц раздражало то, что я хорошо знаю иностранные языки, хорошо учусь (мне всегда легко давалась учеба в школе), что я умею петь, танцевать, играю на пианино, знаю много стихов и басен, разбираюсь в живописи. Их даже мои волосы и то раздражали! Меня мама всегда учила делать добро даже тем, кто плохо к тебе относится. Я всегда старалась так поступать. Пусть не всегда получалось, но очень старалась. Они постоянно меня изводили мелкими пакостями: то воду выльют на постель, то в компот соли бросят, а однажды в тапочки кнопок насыпали. Вообщем, намучалась я. Воспитатели у нас хорошие, но при всём желании не могут уследить за всем. Да и жаловаться я не люблю и не буду.

Серафима замолчала.

- Но не из-за девочек же ты убежала. Наверно, была другая причина?

- Дедушка Матвей, а я красивая? – неожиданно спросила девочка.

- Красивая.

Немного помолчав, Серафима тихо продолжила.

- У Лариски есть парень. Его зовут Колька, а кличка «Лёпа». Он тоже из нашего интерната, но из другой группы. В той группе одни мальчишки, а в нашей группе одни девчонки. Может, я ему понравилась, а может, ещё что-нибудь, но он стал за мной бегать. Колька мне очень не нравился: он грубиян какой-то. Он иногда вечером курил, пока никто из взрослых не видит, пил вино с другими парнями. Он вообще какой-то злой. Я его побаивалась и всячески избегала. Лариска, конечно, злилась, ревновала, несколько раз устраивала скандалы. Девчонки мне позднее объяснили, что они встречаются по-взрослому. Дедушка, ты понимаешь, о чём я говорю?

Дед Матвей кивнул головой. Серафима снова замолчала. Было видно, что ей трудно говорить, но она продолжила.

- Накануне, когда я сбежала из интерната, у нас меняли постельное бельё. Воспитательница, пересчитав все простыни, наволочки и пододеяльники, попросила меня всё отнести в прачечную и рассортировать там по кучам. Бельё меняли все группы. Я так и сделала. Пришла в прачную, начала раскладывать бельё. Там я одна была. Слышу Колька- Лёпа с Ромкой Чалкиным идут. Они тоже бельё из своей группы несли. Я испугалась и залезла под кучу с пододеяльниками. Лежала тихо-тихо, даже дышать боялась, и услышала:

- Достала меня Лариска со своей ревностью и истериками.

- Это из-за Симки что ли?

- Ну.

- Так ты объясни ей, что именно тебе от Симки нужно. Заткнётся. В первый раз что ли?

- Объяснял, даже наорал на неё, ничего баба не понимает.

Помолчали.

- Я когда Симку увидел, так у меня всё сразу застолбило. Ну, думаю, я не я буду, если не оседлаю её. Красивая девка, жалко, если другому достанется. Странная она какая-то. Умная, а не выпендривается, её пинают морально и физически, но она всё по-доброму. Вспомни, сколько раз пытались подавить её, а она как столб железобетонный несгибаемый. Характер чувствуется. Тем и интересней её оседлать, как лошадку необъезженную.

- Поэтому и трахнуть ты её не можешь.

- А за спор, что поимею её в постели. За неделю управлюсь.

Когда я это услышала, дедушка Матвей, то поняла, что мне нужно уходить из интерната и чем скорее, тем лучше. Мальчишки вернулись в свою группу, а я выползла из-под кучи белья и бросилась в кабинет воспитателей. Отпросившись погулять, я оделась потеплее, зашла в пищеблок, к счастью, там никого не было, украла несколько кусков хлеба и ушла. По территории интерната я шла медленно, боялась, что окликнут и вернут обратно, если буду торопиться, но когда меня не стало видно из окон, я побежала. Я бежала изо всех сил. Я не думала, куда бегу, я просто бежала лишь бы быть подальше от этого страшного места. Потом я долго шла по трассе и, чтобы не привлекать внимание водителей, зашла в лес. Чтобы не потеряться, ориентировалась по звуку идущих автомашин. Потом я очень устала и, привалившись к сосне, чуть-чуть поспала. Проснулась от дикого холода. Руки и ноги закоченели. Я тихонечко встала и пошла дальше. Очень хотелось кушать, но хлеб я уже весь съела. От голода, усталости и холода я потеряла ориентир. Я очень испугалась, когда поняла, что заблудилась, что никогда из этого леса мне не выбраться. Я заплакала, а потом как-то не заметно для себя уснула. А пришла в себя уже у вас.

Серафима заплакала. Слёзы горошинами текли по бледному, исхудалому лицу. Её душу переполняла обида и страх. Она никак не могла понять, что именно сделала плохого, почему осталась без родителей, которых безумно любила, почему так много зла и несправедливости в мире, как ей дальше жить, что с ней станется.

Матвей осторожно погладил вздрагивающие плечики девочки. За то время, как девочка появилась в доме, его жизнь изменилась. Он вновь ощутил себя нужным, с радостью заботился о ней. Старик воспринимал Серафиму, как подарок, и сравнивал её с потухшим солнышком, которое к тому же закрыли тучки. Он очень хотел развести эти тучки и отогреть солнышко, чтобы оно снова засияло, заулыбалось и было счастливо. Матвей ласково называл её внученькой и был бы рад, если бы девочка осталась у него жить. Но…

- Ты не плачь, моя хорошая. Всё у тебя будет хорошо. Ты только поверь в это.

- Дедушка, скажи, почему со мной так поступают? Что я им сделала плохого? Неужели я такая плохая?

- Для начала ты успокойся, – Матвей заботливо вытер слёзы и снова дал ребенку чаю. Видя, что дыхание Симы выровнялось, он продолжил. - Тебе не надо ни на кого обижаться и держать зла. Давай, попробуем порассуждать.

Девочка согласилась.

- Ты прекрасно знаешь, - продолжил дед, – что в детские дома и интернаты в основном попадают дети, у которых, так или иначе, есть родители, то есть детей оставили или в роддоме, или подкинули к кому-нибудь в малолетнем возрасте, или родителей лишили родительских прав из-за пьянки или плохого поведения. Получается, что это - дети-сироты при живых родителях. Настоящих сирот, то есть детей, у которых родители умерли или погибли, не очень много. Мы сейчас поговорим о первых, так как их большинство. Эти дети, как правило, прекрасно знают причину своего одиночества. Они очень обижаются на своих матерей. Ты знаешь, что самый дорогой человек – это мама. Если мама бросила своего ребёнка или предала, променяла на бутылку вина или другого человека, возникает обида. Даже, если ребёнок по чистоте души своей пытается её оправдать, обида всё равно остаётся. От этого никуда не деться. Когда человека бросили, предали, обманули, он чувствует себя плохим: с хорошими так не поступают. Это касается и маленького человека, и взрослого. Из-за этого возникает комплекс неполноценности. Чтобы доказать всем, а особенно себе, что он хороший, ребенок неосознанно начинает проявлять агрессию. Почему именно агрессию? Потому, что он не чувствует или не знает, что такое родительская любовь и забота. Как правило, детдомовские дети очень ревнивы, может быть за редким исключением. Ты сама рассказывала, что девочек злило твоё умение играть на пианино и то, что ты хорошо учишься. Далеко не всем по душе, что кто-то делает что-либо лучше их самих. Это, Симочка, один из видов ревности. Ревность можно испытывать не только к человеку, но и к делу, животному.

Поэтому они и пытались тебя унизить, чтобы подрасти в собственных глазах. Стоит ли на них за это обижаться? Я понимаю, что тебе больно и обидно, но они несчастнее тебя и слабее. Только слабый человек может нападать на другого, сильный духом никогда этого делать не станет. Разве можно сердиться на маленького котёнка, которого выбросили из дома, только за то, что он из-за страха начинал шипеть и царапаться? Твоя мама была тысячу раз права, когда говорила, что ко всем нужно относиться по-доброму.

- Но ведь я старалась! У меня ничего не получилось.

- Это не твоя беда. Всё зависит, насколько велика обида в душе человека. Иногда она бывает настолько большой, что, кажется, вся любовь мира не погасит её! Вот и живут люди с постоянной обидой. Они сами несчастливы и делают несчастными из-за неё своих близких.

- А почему мальчики хотели со мной так поступить?

- Тоже из-за обиды и комплекса неполноценности. Через мать, которая оставила их, возникла обида на женщин. Возникло желание отомстить и унизить, одновременно почувствовать себя большим и сильным. Героями, одним словом. Но не понимают эти пацанята, что взрослый и сильный мужчина никогда не возьмёт силой женщину, в этом случае главное оружие - любовь и ласка. Ты только не считай, что все детдомовские ребята плохие. Те, кто воспринимает жизнь без обид, принимают людей такими, какие они есть, становятся хозяевами своей жизни и многого добиваются. Тебе легче становится? Обида и горечь проходит?

Серафима кивнула. Она заворожено смотрела на деда Матвея. Как понятно и по-доброму он всё объяснил. Он очень мудрый.

- Расскажи мне о своих родителях, – после затянувшегося молчания попросил дед.

- Моя мама испанка. Ее зовут… звали Каридад, а папа русский. Его имя Клим. Папа работал торговым представителем одной из крупных российских фирм в Германии. Его, как опытного специалиста, перевели для подписания контрактов и для организации работы дочернего предприятия во Францию. Там на одной из экскурсий папа познакомился с мамой. Мама говорила, что сразу обратила внимание на папу. Он ей очень-очень понравился. Разговаривали они на французском языке, так как папа не знал испанского, а мама – русского. Папа около года ухаживал за мамой. Мама рассказывала, что папа ухаживал очень красиво, это был очень галантный и благородный кавалер. Они поженились во Франции. Затем папу перевели снова в Германию. Там родилась я. А через несколько лет переехали жить в Россию. Мама выучила русский язык, папа - испанский. Дома все разговаривали на том языке, на каком хочется, главное, чтобы понятно было. Мама была очень красивой. И она очень любила папу, можно сказать – боготворила. А папа обожал маму. Он всегда делал ей какие-нибудь подарки или сюрпризы. Однажды, когда я с папой гуляла в парке, мы увидели продавца воздушных шаров и решили все их купить маме. Мы бегом бежали, чтобы подарить шары, хотелось сделать ей приятное, услышать её смех. Она всегда так хорошо смеялась! Мама очень обрадовалась шарикам. Она взяла палочку, к которой они были привязаны и начала танцевать. А я прыгала около неё и хлопала в ладоши. Как весело было!

Мама хорошо пела и играла на фортепиано. Я очень любила наблюдать за её удивительно гибкими и лёгкими пальцами, когда она опускала их на клавиши. Она и меня научила музыке. Мама была очень талантлива. Папа хорошо рисовал. Правда, у него не было образования по рисунку, но картины были удивительны. Он писал акварелью. Мама уговаривала его организовать выставку своих работ, но папа никак не соглашался.

Серафима тяжело вздохнула. Было видно, как сильно она тоскует по семье.

- В то лето папа купил путёвки, чтобы прокатить нас на теплоходе вокруг Европы. Мама очень не хотела ехать, но и расстраивать папу тоже не хотела. Она весь отпуск была какая-то грустная, даже смеялась через силу. Мы с папой думали, что сказывается её беременность, я ждала братика. Я уже потом поняла, что она предчувствовала беду, но не хотела нас огорчать. Мы были в территориальных водах Дании, когда на теплоходе возник пожар. Начало что-то взрываться. Мама выхватила спасительный жилет у матроса. Он раздавал их пассажирам. Помогла мне одеть его и, крикнув «Я люблю тебя», столкнула за борт. Когда я вынырнула из воды, то стала искать глазами маму. Она была ещё на палубе. За её спиной прогремел взрыв. Я видела, как она вскинула руки, и пламя охватило её. Пожар усилился. Какой-то матрос затащил меня в шлюпку. На берегу у меня спрашивали, как моё имя и из какой я страны. Я долго не могла вспомнить, кто я. Дедушка, я до сих пор не помню ни своей настоящей фамилии, ни города, где жила наша семья, не помню, есть ли какие-нибудь родственники. Ничего не помню!

- Главное, что ты помнишь своих родителей. Ты помнишь хотя бы часть прошлого, значит, будет и будущее. Пусть тебе сейчас трудно, но обязательно настанет время, когда ты вновь будешь счастлива. Твои родители продолжаются в тебе.

- Это как? Я не поняла.

- Твоя мама была счастлива с папой. Она научила тебя главному – как быть счастливой. Когда ты повзрослеешь, то обязательно повторишь её. Счастлива бывает та дочь, чья мать испытала это чувство с мужем. У тебя будет всё хорошо. Эта чёрная полоса обязательно закончится.

-

Хлопнула входная дверь. Баюн спрыгнул с печки, чтобы встретить гостя.

- Макаровна, здравия желаем, – первый поздоровался дед.

- И тебе здравия, Маркелыч. Как девчушка-то?

- С Божьей помощью скоро ходить начнёт.

- Здравствуйте, бабушка, – поздоровалась Серафима с подошедшей к печке старушкой.

- Я тебе, золотко, молочка козьего принесла да блинков. Масленица на дворе. Молоко я тебе каждый день носить буду. Ты только поправляйся. Маркелыч, - обратилась знахарка к хозяину, - у тебя почто рыба в сенях без головы валяется? Опять Баюн натаскал? Ты уж прибери, уваж кота. Старался парень, ловил, да домой носил, чтоб тебя старого, накормить. Забота у него, а ты не ценишь!

- Ладно, не ворчи, всё уберу.

- Дедушка, а почему рыба без голов?

- А это, радость моя, оттого, что Баюн очень уважает рыбьи головы, поэтому съедает, а остатками щедро делится со мной, – улыбнулся дед.

Матвей собирался на охоту. На этот раз кот решил составить ему компанию. Серафима осталась домовничать. Около месяца прошло, как она оказалась в этом доме. Совсем немного, но казалось, что девочка прожила здесь целую жизнь.

Она медленно подошла к окну. Веселые лучики весеннего солнышка играли на замёрзшем стекле. Удивительно, как Дед Мороз сказочно разрисовал окно. Сима подышала на стекло, потёрла пальчиком по льду, пытаясь растопить его. Ей очень хотелось посмотреть, что там за окном. А за окном была сказка.

Ровное снежное одеяло укутало огород и небольшое поле до леса. Одинокие кусты и деревья украшало серебро инея. Солнышко было ярким, но высоко не всходило, из-за чего тени от деревьев и дальнего леса имели длинные причудливые формы. Если внимательно присмотреться, то можно было увидеть богатыря, который вступил в бой со Змеем Горынычем. «Дедушка Матвей сказал, что всё у меня будет хорошо, что плохое закончится. Он мудрый, он знает. Значит, так и будет», - подумалось Серафиме.

Босыми ногами она прошла по полу. Он был тёплым. Как приятно ощущать тепло. Очень тихо. Кажется, даже тишина звенит, если бы её не нарушало мерное тиканье будильника. Печь давно протопилась, но приятный сухой жар продолжал исходить от неё. Сима подошла к ведру с чистой колодезной водой. Зачерпнув её ковшом, девочка, неторопясь, с наслаждением, утолила жажду. Ей было спокойно в этом доме, тут она чувствовала себя в безопасности. Она очень устала от постоянного напряжения, необходимости контролировать действия других людей для собственной защиты. Здесь её никто не обижал и не пытался подчинить себе.

На стене у обеденного стола висела иконка Богородицы. Серафима, впервые обходя комнату, увидела образ и остановилась перед ним. Ласковые и внимательные глаза Богородицы буквально притягивали к себе девочку.

- Мамочка Иисуса, – прошептала Серафима, – пожалуйста, помоги мне, дай мне силы пережить плохое, дай защиты, мне очень страшно. Я одна и никому не нужна. Если дедушка Матвей будет не против, сделай так, чтобы мы жили вместе. Он тоже одинок. Вместе нам было бы хорошо. Я заботилась бы о нём. Я доверяюсь тебе, знаю, что всё будет хорошо. Ты прости меня, если я что-то не так сказала.

-

- Ну, хозяюшка, встречай нас с добычей! – довольный дед появился в дверях и выложил на лавку убитого зайца. – Баюн как всегда отличился!

- Дедушка, зачем ты убил этого зверька? – Всплеснула руками Серафима.

- Это не я. Мы с Баюном вместе его заприметили. Пока я ружьё вскинул, пока прицелился, так этот охотник уже гнал косого. Заяц попался молодой, неопытный. Баюн его и придушил. Смех, да и только! Все охотники с собаками ходят на охоту, а я с котом. Ты не печалься. Охота у зверей – это естественный отбор. Выживает сильнейший.

Матвей снял тулуп и валенки. Достав из русской печи горшок с гречневой кашей с мясом и луком, он быстро собрал обед.

- Баюн у нас особый кот. Он и защитник, и добытчик. Был у меня такой случай. – Начал свой рассказ Матвей. – По своей должности лесничего я должен обходить вверенный мне лес. Дело было летом. Как раз малина поспевала. Параша дала мне кузовок и попросила заодно побрать ягод: она оладьи поставила. Баюн увязался за мной. Ну, конечно, как я без него! Пропаду! Дошли мы до малинника, и я стал собирать созревшие ягоды. А малинник был большой, при случае я обязательно тебе его покажу. Вдруг слышу боевой кошачий вопль и рёв медведя. Напугался я тогда: ведь без ружья был. Выскочил из кустов и вижу: Баюн, как резиновый мячик, скачет перед мордой косолапого, при этом в прыжке, находясь на уровне носа и глаз, выпустив когти, бьёт бедного мишку. Тот ничего понять не может, ему больно, а укусить, защититься толку не хватает: чётко врага увидеть не может. Вообщем, терпел мишка, терпел, заревел да и бросился в лес. Нашему стражу, видимо, мало показалось, так он, продолжая дико орать, вскочил на загривок медведю. Кому расскажешь – не поверят.

Звонкий Серафимин смех осветил дом. Она смеялась долго и беззаботно, а Матвей, улыбаясь, любовался обретённой внучкой.

-

На улице давно звенела капель. Солнышко начинало припекать. Радостные звуки пробуждающейся природы веселили сердце. Серафима выздоровела и, чем могла, помогала дедушке. Матвей был приятно удивлен, что девчушка недурно умеет готовить, перемыла всю посуду, выскоблила дом. Она заставила его отремонтировать старую стиральную машину и перестирала бельё. Окна улыбнулись чистыми стеклами и свежими занавесками.

- Я что подумал, внученька, - собрался с духом Матвей, – тебе необходимо вернуться в интернат. – Увидев отчаяние в глазах Симы, торопливо стал объяснять. - Ты только не перебивай. В мае ты заканчиваешь девять классов, и вас будут распределять по училищам для дальнейшей учёбы. Тебе необходимо получить какую-нибудь профессию. У нас в районном центре есть училище, в котором учат на портных. Конечно, есть и другие специальности, например механизатор или ремонтник тракторов, только тебе это не надо. Я попробую договориться с директорами интерната и училища. Если ты там будешь учиться, то сможешь жить у меня. Районный центр всего в трех километрах от нашей деревни. Как ты смотришь на это?

- Дедушка, я буду только рада, – Серафима с благодарностью обняла Матвея.

- А пока ты доучиваешься в школе, я буду навещать тебя, чтобы тебе не так скучно было. Да и мне тоже.

-2-

Серафима с волнением открыла двери группы.

- Симка вернулась! – кинулась навстречу беглянке Наташка. – Ты, где была? Ты знаешь, какой переполох был, когда ты сбежала? Всю милицию на ноги поставили, везде развесили твои фотографии, даже по телевизору объявление давали. Нонна Васильевна так переживала из-за тебя! Даже плакала. Она тебя любит.

Подружка тараторила без умолку. Одногрупницы обступили Серафиму. Почти все были рады видеть девочку. Они улыбались ей, каждая что-то говорила.

Сима поняла, что о ней волновались, думали и, главное, ждали. Ей стало неловко от осознания, что она причинила массу хлопот и неприятностей людям, которые в последние годы заменили ей семью.

- К нам ещё две девочки поступили. - Продолжила сообщать новости Наташка. - Лариска, как всегда, придираться к ним начала. Чуть опять не подрались. Мы с Юлькой, Любкой и Танькой вступились за них. Вон ты тогда, помнишь, Наташку-цыплёнка отстояла, так Крыска со своей Галей в открытую и не лезли? Вот мы и решили, что Лариску пора поставить на место! А то, сколько можно издеваться? Правда? После этого те девки совсем как с ума посходили от злости. А Кольку-Лёпу в спецшколу отправили. Ну и правильно! Он Таньку в туалете зажимать начал, в трусы полез. Что было! Он, оказывается, приворовывал в ларьках. А мы думали, откуда у него сигареты и вино берутся? Вообщем, поймали его на этом. А Любка в городской олимпиаде по географии участвовала. Четвертое место заняла. Молодец!

Сима смотрела на раскрасневшуюся от избытка эмоций Наташку и думала, что как всё-таки она по ним соскучилась и… как любит.

Вечером, собрав учебники и тетрадки и выйдя из «красного уголка», где готовила уроки, Серафима направилась в группу. Коридоры были пусты, многие ребята сидели в группах у телевизоров. На лестнице Сима столкнулась с Лариской и Галей.

- Что ж ты быстро так вернулась? – сквозь зубы прошипела Лариска.

- Смелой стала? Я тебе сейчас твою храбрость поуменьшу!

- Не надоело тебе на людей кидаться? – спокойно спросила Сима.

Она сама немного удивилась своему уверенному голосу.

- Ты ещё похами! Совсем страх потеряла! – сжала кулаки оппонентка. – Я хочу, чтобы меня все боялись. Боятся, значит уважают. Ты ещё не знаешь, какой во мне зверь сидит. Лучше не трави, тебе же хуже будет.

Сима вспомнила деда Матвея. «Нападение – лучший способ защиты». - говорил он. Значит, чем сильнее нападает, тем больше боится. Ей стало жаль Лариску, она тихо и очень доброжелательно заговорила:

- Ларис, ты сейчас похожа на маленького пушистого котёнка, который сидит под дождём. Его выбросили. Сначала его все обижали, прогоняли. Ему было очень больно и страшно, и он не понимал, что сделал плохого этим большим людям. Когда к котёнку подошли, чтобы погладить, а может, и взять к себе домой, он стал шипеть и царапаться. Из-за этого он разонравился людям, и к нему больше никто не подходил. Котёнку было холодно, голодно и очень одиноко. Он обиделся на мир, потому что мир стал для него плохим.

Серафима очень старалась вложить в свои слова нежность и сострадание к Ларисе. Она её не боялась, она её понимала. Лариса стояла, опустив голову. Вояка никак не ожидала такого поворота событий. Она ждала сопротивления, слёз, расширенных от страха глаз, но не ласкового слова. Лариса понимала, что Серафима права, что именно так она себя чувствует, и она хотела отомстить несправедливому миру за своё одиночество, тоску по домашнему теплу и любящему взгляду мамы.

- Я знаю, - продолжила Серафима, - тебе намного тяжелее, чем мне. Ты потерялась совсем крохой. Я до тринадцати лет жила в дружной семье, где царила любовь и понимание. Я помню ласковые мамины прикосновения, её губы, улыбку, смех, сильные папины руки, чувство покоя и защиты. У нас были очень красивые семейные традиции. У меня есть что вспомнить. Пусть воспоминания обрывочны, и я не всегда хорошо помню, где и когда происходили те события. Пусть! Зато я помню своих родителей, помню, как их зовут. Я видела их счастливыми. Что может быть лучше, когда родители счастливы? Мне очень тяжело осознавать, что моей семьи больше нет, но очень-очень буду стараться, чтобы моя будущая семья была такая же крепкая и любящая, я буду так же любить своего мужа, как любила мама папу, и буду верной женой. Поэтому мне и легче. Тебе намного сложнее. Ты в интернатах живёшь давно, воспитатели не могут заменить папу с мамой. Вот и получается, что ты и есть тот выброшенный котёнок, которого передают из рук в руки. Нет у тебя ощущения тепла и ласки, не видишь ты любящего и заботливого взгляда мамы, когда бывает плохо, родительской гордости за твои успехи, не чувствуешь защиты, не кому поплакаться и не к кому прижаться, никто не приготовит для тебя что-нибудь вкусненькое. Везде одна. Только одна. И только сама.

Вся враждебность и агрессия Лариски куда-то испарились. Непробиваемый панцирь, состоящий из цинизма, грубости, напускной самоуверенности и обиды стал покрываться трещинами. Эти трещины увеличивались, обнажая ранимую, отзывчивую и добрую натуру Ларисы. Ей стало трудно дышать. Девочка, закрыв лицо руками и опираясь спиной на стену, медленно опустилась на корточки. Она плакала. Слёзы рекой текли из её глаз. Впервые за многие годы Лариса не запретила себе проявить слабость.

Галя молча наблюдала за происходящим. Она всегда была молчуньей. Никто никогда не слышал её смеха. Сказанное Серафимой очень поразило девочку. Серафима всегда казалась ей странной, непонятной и интересной одновременно. Сима заступалась за слабых, никогда не смеялась над чьими-нибудь промахами и много знала. Прямо не голова, а дом советов! Галя всегда хотела иметь такую подругу как Сима, но боялась недовольства и осмеяния Ларисы.

Серафима присела рядом с плачущей Ларисой и погладила её по руке.

- Это мать меня бросила. Привела в «Детский мир» в отдел игрушек и ушла. Ненавижу её! Проклятая!

- Не сердись на свою маму. Она не виновата. Её не любили в детстве. Она считала себя плохой, никому не нужной. Она не научилась любить ни себя, ни другого. Она очень несчастна.

- Почему она меня бросила? – рыдания душили Ларису.

- А может быть, она отошла что-нибудь купить в другом отделе, ей стало плохо, и её увезли в больницу?

- Никуда её не увезли! Она меня бросила! Я это точно знаю!

- Всё равно не обижайся на неё. Она тебя любит по-своему. Уйдя тогда в магазине, твоя мама хотела тебе добра. Она чувствовала, что не сможет стать хорошей матерью и не знала, как поступить иначе. Твоя мама хорошая.

-3-

В воскресенье, как обычно, к Серафиме должен был приехать дедушка Матвей. Сима стояла у окна и не сводила глаз с калитки. Снег везде стаял, унося с собой горечь пережитых тягот и одиночество. Радостное пробуждение природы символизировало перемену в жизни Серафимы в лучшую сторону.

Был конец апреля. Сквозь нечасто плывущие по небу облака озорничали лучи солнца, отражаясь через лужи солнечными зайчиками. Воробьи, не особо заботясь о своих перепонках, устроили соревнования, кто громче чирикнет. Галдёж стоял невообразимый. Старая ворона, жившая рядом с пищеблоком интерната, сидя на бортике контейнера и наклонив голову, строго взирала на это безобразие. Видя, что на её грозный взгляд никто не обращает внимания, с негодованием и презрением повернулась к воробьиной ватаге хвостом. Недалеко от контейнера рос высокий красавец-тополь. Нежные листочки на его раскидистых ветвях решительно сбрасывали с себя липкие и пахнущие смолой почки, ставшие для них темницей. На одной из веток сидел гордый и непоколебимый ворон. Никто из интерната не знал, откуда он появился, но за задиристый характер пернатого драчуна дети окрестили его Петькой, как боевого петуха.

Он зорко и ревниво осматривал свои владения, готовый в любую минуту проучить нахала, вторгнувшегося на его территорию. Обычно чужаки после первого предупреждения понимали, кто тут хозяин, но соседский рыжий кот Васька в этом плане был редкостным тугодумом. Предупреждение в своё время было не понято и переросло сначала в драку, затем в долгую непримиримую войну.

Старая ворона заметила, как рыжий сосед, таясь, крадущейся походкой, подошёл к дереву и, не сводя ненавидящих глаз с врага, начал карабкаться наверх. А ещё она прекрасно видела, как Петька ну просто демонстративно не замечал опасности. Кот достиг заветной ветки и осторожно стал продвигаться в сторону жертвы. Петька, как бы между прочим, пододвинулся к её тонкому окончанию и замер, глубоко задумавшись и глядя куда-то в даль. Разгадав коварный план старого товарища, ворона поспешила переместиться на толстое основание ветки тополя. Ей страсть как хотелось поучаствовать в намечающемся весёлом мероприятии. Старая ворона поддерживала дружеские отношения с Петькой. Были времена, когда она защищала молодого и неопытного забияку от справедливых гонений, а сейчас он протягивает ей крыло поддержки и верности. Они не только прекрасно уживались в соседстве, но и с одного взгляда понимали друг друга.

Рыжий Васька настолько увлёкся охотой на заклятого врага, что не заметил, как был отрезан путь к отступлению. Он продолжал крадучись, на мягких лапках, втянув голову, ползти к заветной мишени. Ещё шаг, ещё второй, и он, наконец, поймает этого проныру Петьку и ни за что не пощадит! В один миг, казалось бы, задумавшийся ворон резко повернулся и, глядя в изумленные от неожиданности глаза кота, чеканя шаг, пошёл ему навстречу. Раскрытые, хлопающие крылья, разинутый широко клюв, издающий громкое карканье, уверенный взгляд и походка производили неприятное впечатление на покусителя чужой территории. Рыжий шпион отпрянул. Направление его усов сменилось строго на противоположное, и они стали торчать вперед. Нос покраснел. Отчаянно шипя и обороняясь, кот начал пятиться к стволу. Старая ворона, не торопясь, подошла к ничего не подозревавшему и несчастному Ваське и хладнокровно тюкнула его в хвост. Кот взвыл и подскочил. Он намеревался отомстить обидчику. В конце концов, двое против одного – не честно. Запланированный манёвр пришлось окончить, не начав: ворон больно клюнул рыжего соседа в спину. От боли мученик так высоко подскочил на ветке, что не удержался и соскользнул вниз. Союзники обменялись взглядами. Старая ворона была довольна своим подопечным и блестяще проведенной операцией. Ворон Петька гордо поднял клюв и ощутил себя ещё более важным и всемогущим.

-

У ворот появилась знакомая фигура. «Дедушка!». Серафима в мгновенье оказалась в раздевалке, торопливо надевая сапоги и уже на бегу застегивая пальто.

Она всегда ждала его с нетерпением. Она любила натруженные руки, лицо, изборождённое морщинками, добрые серые глаза.

- Дедушка, - Сима прижалась к Матвею, - как долго я тебя не видела! Я так соскучилась!

- И я соскучился. Как-никак целую неделю не виделись. Возьми яблочки, Макаровна послала. Мочёные. От Баюна тебе поклон.

- Спасибо. Так и сказал: «Передай поклон?».

- Так и сказал. Сама знаешь, он у нас учёный.

Мимо прошли Лариса и Галя. Они приветливо улыбнулись.

- Здравствуйте, Матвей Маркелыч.

- И вам здравия желаю. – Отозвался дед, и когда девочки скрылись за калиткой, поинтересовался. – Как красавиц зовут?

- Лариса и Галя. Дедушка, - Серафима заговорщески зашептала, – я с ними подружилась. Мы больше не ссоримся. Лариса с Галей больше не дерутся. Я очень стараюсь быть со всеми по-доброму.

- Я горжусь тобой, внученька, - Матвей ласково обнял её. – Мне бы директора вашего увидеть. Она здесь?

- Нонна Васильевна? Она всегда на работе. А что ты хотел?

- Поговорить. Может, она посодействует твоему переводу в училище в нашем райцентре. Нужно только её согласие. С директором училища я уже договорился.

Директор детдома была женщиной не глупой и очень доброй и всегда старалась как можно лучше устроить жизнь доверенных ей детей.

- Я всё улажу, - сказала на прощание Нонна Васильевна, - тем более что в том училище учатся наши дети.

-

- Мамочка Иисуса, ты услышала меня! – счастливый шёпот поддерживали чирикающие воробьи. – Я буду жить с дедушкой! Я буду заботиться о нём. У нас будет настоящая семья! Я очень-очень благодарна тебе. Я люблю тебя!