Мой приятель Слава Тимофеев, с которым мы знакомы с первого курса института, два месяца назад праздновал свой тридцать пятый день рождения. Это мероприятие проходило в одном из московских кафе в районе метро «Достоевская». Полуподвальное помещение вместило десятка три гостей, произносились тосты, звучали пожелания прожить еще как минимум столько же и еще три раза по столько. В общем, юбилей как юбилей, через два часа кафе гудело от громких разговоров, прерываемых очередным тостом с упоминанием всевозможных талантов юбиляра. Сам Слава, после того как переболел какой-то инфекционной болезнью, полностью исключил из своего рациона алкоголь, в связи с чем с нескрываемым интересом слушал подвыпивших приятелей, узнавая много нового как о себе, так и об общих знакомых и друзьях.

В самом конце празднования, когда почти все разошлись, Славка подсел поближе ко мне и как-то заискивающе начал говорить в мой адрес различные комплименты. Пришлось напрямую спросить, что ему от меня нужно, если денег, то точно не дам, самому бы до зарплаты дожить.

Но просьба, с которой Славка обратился ко мне, была совершенно неожиданной. Оказывается, ему позвонили коллеги его покойного отца и попросили написать небольшую статью для университетского журнала о профессоре Тимофееве, который много лет заведовал одной из кафедр на экономическом факультете.

— Ну вот, — интонации Славкиного голоса перешли от заискивающих к слезно просящим, — я согласился, даже начал писать, но у меня ничего не получается, падежи все враскоряку, и глаголы не вяжутся с этими… как их… со сказуемыми.

— А я-то чем тебе могу помочь?

— Как, то есть, чем? Ты же в институте писал разные заметки для стенгазеты! Тебе даже какую-то почетную грамоту выдали, я помню.

— Друг мой, это было пятнадцать лет тому назад. После этого я, если что и писал, то исключительно на квитанциях об оплате за коммунальные услуги. Неужели ты думаешь, что мне под силу сочинить целую статью, да еще для журнала?

— Знаешь, или ты соглашаешься, или ты мне больше не друг!

— Черт с тобой, нацарапаю что-нибудь завтра на трезвую голову, только дай мне хоть какие-нибудь исходные материалы.

На следующий день Славка припёр ко мне домой громадную картонную коробку из-под микроволновой печки, полностью заполненную старыми документами, газетными вырезками, письмами и фотографиями. Увидев это обилие бумаг, я понял, что влип по полной программе. Придется сидеть и читать все это старье, чтобы найти какие-то факты из жизни Славиного отца, на основе которых можно написать обещанную статью.

Писалось мне исключительно трудно, документы противоречили один другому, а в спорах экономистов по поводу всяких заумных теорий нормальному человеку разобраться в принципе невозможно. Методы индукции и дедукции, анализа и синтеза в сочетании с валовым национальным продуктом и научной абстракцией сделали мою жизнь просто невыносимой.

Через некоторое время стало понятно, что ничего толкового я написать не сумею, поэтому решил пойти по наиболее простому пути: родился, учился, женился-развелся, защитил диссертации и за все это получил звания и награды. В общем, получилась такая передовица для газеты «Труд» времен позднего социализма. Можно честно сказать, что от первоначально задуманного варианта ничего не осталось, но в результате нескольких мучительных недель родилось некое творение, которое я передал Вячеславу в обмен на здоровенную бутылку виски.

Рукопись Славка отдал сотрудникам кафедры, а те, в свою очередь, передали ее редактору журнала, который и готовил номер со статьей о профессоре Тимофееве. Вот тут-то и начался настоящий кошмар, хорошо еще, что современные редакторы работают посредством электронной почты и не звонят авторам по телефону.

Редактором, точнее, редакторшей, оказалась дама по имени Зульджамал (что, как я потом выяснил, означает «красавица»), которая просто бомбила Славку своими электронными письмами, уточняя те или иные факты, предлагая различные варианты написания фраз. Тимофеев, чувствуя свою полную беспомощность в филологических вопросах, пересылал письма мне, я что-то писал в ответ, а затем Вячеслав уже от своего имени отвечал редакторше.

По ходу заочной переписки я узнал, что прежде, чем браться за написание чего-либо, мне надо было предварительно ознакомиться с типологией издания в точном соответствии с ГОСТ 7.60–2003 «СИБИД. Издания. Основные виды. Термины и определения». Честно говоря, я даже побоялся спрашивать у Зульджамал, что все эти слова и цифры означают. В процессе дальнейшей работы мне было разъяснено, что статья должна включать в себя аннотацию, вводную часть, основную часть, заключительную часть, список литературы, а также ключевые слова.

После двух недель работы над текстом я стал ощущать себя самым тупым студентом первого курса факультета журналистики, которому никак не удается сдать зачет строгой преподавательнице ЗульджамалКамрановне. Для преодоления надвигающегося стресса пришлось откупорить подаренную Славой бутылку с буржуйским зельем от зеленого змия. Надо сказать, что вместе со змием нам удалось решить большинство вопросов относительно компоновки материала и расстановки знаков препинания, коих оказалось значительно больше, чем я думал. Да и размещались они совсем не в тех местах, в которых можно было предположить: кошмар и ужас! И чему нас только учили в школе и институте?

Недели интенсивной переписки не прошли даром: мою писанину стало не узнать. Теперь это уже был солидный труд, претендующий, если не на научность, то как минимум на историко-архивное исследование. Жаль только, что бутылка опустела, и одновременно с этим событием куда-то исчез мой приятель зеленого цвета. Впрочем, может, оно и к лучшему. Как писалось на агитационных плакатах в относительно недавние времена: «Трезвость — норма жизни!», и это правильно.

Статья была готова к печати, оставалось только подписать согласованный текст. Поскольку автором числился Вячеслав, то ему и предстояла поездка в редакцию журнала для проставления подписей на каждом листе распечатанных экземпляров нашего труда.

Жаль, конечно, что в редакцию отправился Славка. Надо было ехать самому, но кто ж знал, что все так сложится. Я и предположить не мог, что строгой редакторшей ЗульджамалКамрановной окажется высокая и стройная двадцатитрехлетняя девчонка, только что окончившая университет. Вот уж, действительно, имя находилось в полном соответствии с содержанием.

Как уж они там поладили со Славкой и его патологической безграмотностью, я не знаю, но через полгода мы все вновь собрались в полуподвальном кафе недалеко от метро «Достоевская». Теперь уже на свадьбе Вячеслава и Зульджамал. Жених, как я уже говорил, не употреблял алкогольных напитков, впрочем, родственники со стороны невесты — тоже: что называется, нашли общий язык. Я же пропустил пару стаканчиков за новобрачных, после чего мероприятие приобрело дополнительные праздничные оттенки. В разгар веселья ко мне подошла невеста.

— Я хотела сказать «спасибо» за то, что благодаря вам я познакомилась с Вячеславом.

— Не совсем понял, каким образом я повлиял на ваше знакомство?

— Ну, если бы не вы и ваша статья, то Слава не приехал бы к нам в редакцию.

— Значит, Славка всё-таки раскололся, что не он автор той писанины.

— Чтобы понять это, не надо быть ЭркюлемПуаро. Кстати, не хотите написать еще что-нибудь? У нас с вами в прошлый раз получилось совсем неплохо: главный редактор даже нас по хвалил.

— Знаете, Зульджамал, я, наверное, откажусь, а то вновь придется звать моего соавтора.

— А у вас еще был и соавтор?

— Конечно, вот он, — я постучал пальцем по наполненной рюмке. — Без него мне совсем не пишется, а с ним хоть и появляются разные интересные идейки, но и проблемы возникают, с которыми очень трудно мирно сосуществовать.

После того разговора прошло некоторое время, и вот дождливым осенним вечером, когда на улице уже достаточно холодно, а отопление еще не включено, я, полулежа в кресле, пытался согреться под шерстяным пледом.

— Нет, так не пойдет, надо что-то срочно принять «для сугреву».

Похоже, что принял немного лишнего, потому что непреодолимо захотелось сесть перед компьютером и написать гениальный роман. Строчки бежали одна за другой, заполняя чистый экран монитора. Интересно, как будет читаться вся эта галиматья завтра?

На следующий день подошел к компьютеру с внутренней дрожью, оценивая трезвым взглядом убогое вчерашнее сочинительство. Прочитал первый абзац: вроде ничего. И дальше не очень страшно, соавтор постарался – он ведь сам не пьющий, а только наблюдающий.

Через три месяца макет готового романа был по всем ГОСТовским правилам отформатирован и собран в единый файл. Открыл почтовую программу и набрал текст:

Здравствуйте, уважаемая ЗульджамалКамрановна!

Направляю в Ваш адрес черновой вариант нового романа.

Понимаю, что Вы человек весьма занятой, но если будут время и желание, то посмотрите, пожалуйста, наше скромное сочинение на предмет возможной дальнейшей работы над ним.

С глубоким уважением,

Я и Соавтор.

Дело сделано: остается только ждать, что ответят Зульджамал и ее главный редактор. Но даже если ничего не ответят, то мы с Зелененьким еще что-нибудь напишем и будем рассылать во все редакции. Теперь для нас с приятелем главное — это процесс. Чем мы хуже всяких знаменитых писателей и поэтов, которые писали свои гениальные произведения на пару со стаканом?

Из угла комнаты, где на полу стояла пустая бутылка из-под Славкиного виски, послышался хрипловатый голос:

— Мы хуже тем, что не знаменитые и нас никто не напечатает. Ты… это… давай завязывай со мной. Мне пора к твоему соседу-пенсионеру, он, говорят, задумал стать новым приверженцем метода социалистического реализма. Хочет написать роман, действие которого разворачивается в цеху прядильно-ткацкой фабрики. Надо пойти почитать какую-нибудь энциклопедию, чтобы ознакомиться с производственными процессами на текстильном производстве, а то дедушка без меня такого насочиняет!

— Это он с тобой «такого» насочиняет, изумрудный ты мой!

— Но-но, ты не очень-то мне хами! Забыл, кто тебе весь роман нашептал! Зульджамал сейчас его читает и млеет от восторга.

— С чего ты взял, что млеет? Может, плюется на нашу хрень?

—Не-е, не плюется, я плохого не надиктую, я, может, с самим Вильямом Сиднеем Портером сотрудничал!

— Ну а что же ты теперь к моему соседу собрался? Великие больше не зовут?

Из угла донесся тяжелый вздох:

— Ты понимаешь, столько развелось зеленой молодежи, что нам, старикам, достаются одни объедки.

— Хватит с меня! Еще и объедком обозвал! Давай проваливай к соседу ткачу-прядильщику!

Голос выругался и затих. Стало грустно и одиноко, но зато с этой минуты наступила правильная трезвая жизнь. Это, конечно, хорошо. Плохо то, что больше не хотелось сочинять романы и другую литературную ерунду: на этом мои поползновения стать писателем закончились.

А через месяц позвонила Зульджамал, сказала, что роман, как ни странно, понравился главному редактору. Целиком он печатать его пока не будет, опубликует три-четыре главы, а там посмотрит на реакцию читателей.

— Да, чуть не забыла. Тут к нам поступила рукопись. Судя по адресу, автор — твой сосед, живет в соседней квартире. Там сюжет о…

— Знаю, — перебил я редакторшу, — любовь у ткацкого станка.

— Кто тебе рассказал? Славик?

— Нет, рассказал мой бывший соавтор, он теперь у соседа подрабатывает.