Дни, оставшиеся до отъезда, слились в «единый времени клубок», иногда вспыхивая какими-то яркими пятнами эмоций.

Нора жила только чувствами, ей было совершенно безразлично, кто и что подумает или скажет.

Олька, оценив ситуацию, решила, что лучше не вмешиваться, чтобы не лишиться подруги, мол, со временем сама перебесится и вернется в нормальное стихоплетно-ноющее состояние.

Элеонора даже ни разу не вспомнила о существовании Никиты Романовича. Никакого Никиты больше не было, тем более что он, паразит такой, ни разу не позвонил, чтобы поинтересоваться, как отдыхается на море. На кой черт она с ним вообще связалась? Теперь придется как-то разруливать ситуацию, но это потом, всё потом.

Конечно, ничего у нее с Васей не получится: он добился исполнения своей мечты, а раз цель достигнута, то мечта переходит в категорию, принадлежащую прошедшему времени. Надо двигаться дальше, например, к той рыжей девахе, которую Вася привез с собой и оставил в одиночестве в номере. Нора поняла, что это в ней начинает говорить ревность – чувство «не знающего, где горит, и равнодушного к воде брандмейстера». Еще этого не хватало. Нельзя, чтобы курортное приключение имело домашнее продолжение, о чем она сообщила Василию, прямо глядя в глаза.

– Знаешь, курортный роман должен окончиться на курорте. Давай расстанемся, и каждый будет вспоминать с удовольствием о прошедшем отпуске. Мы не сможем быть вместе в Питере, у каждого своя жизнь: «пора приниматься за дело, за старинное дело свое».

– Прошу тебя, перестань говорить стихами и вообще помолчи и выслушай меня. Ты завтра улетаешь вместе с друзьями. Я лечу послезавтра. Билеты поменять уже не удастся, поэтому придется возвращаться раздельно. Как только прилечу, сразу поеду к тебе – там и обсудим дальнейшие планы. А сегодняшний вечер – он наш, и не надо забивать себе голову разными Цветаевыми и Гумилевыми.

– Слава богу!

– Не понял? Почему слава богу?

– Да потому, что мои труды не пропали даром, ты смог вспомнить хоть кого-то из поэтов, кроме Пушкина. А сегодня вечером, если твои финансы позволяют, предлагаю посидеть в ресторане Varkarola. Я каждый день прохожу мимо и с завистью смотрю на тех, кто сидит за столиками у самой кромки моря, хочу, чтобы был «сегодня наш последний день в приморском ресторане».

***

Самолет набрал высоту. Снизу, в каких-то десяти тысячах метров, медленно проплывали одна за другой страны Восточной Европы. Лайнер уходил на северо-запад, плавно огибая по внешней дуге территорию Украины.

Нора сидела в кресле у иллюминатора, твердя про себя одни и те же слова: «ты свободен, я свободна, завтра лучше, чем вчера». Она уже решила, что ничего не расскажет Никите Романовичу. Чем черт не шутит, может быть, все сложится, и этот рохля решится сделать ей предложение. Хотя, с другой стороны, связывать свою жизнь с человеком только из-за того, чтобы не остаться одной, наверное, не совсем правильно, точнее, совсем неправильно.

В Пулково все влезли в одно такси, Олька решила, что сначала завезут Элеонору на проспект Гагарина, а затем поедут к себе на «Ваську», где Петя приобрел престижную трехкомнатную квартиру на 12-й линии.

Никиты Романовича в квартире не было. Это обстоятельство оказалось для Норы неприятным сюрпризом: она надеялась, что дома ее ждет как минимум приготовленный ужин. Кроме отсутствия самого Никиты, выяснилось, что в холодильнике совершенно пусто, зато на столе в комнате обнаружилась записка, из которой следовало, что потенциальный жених решил, что он во всем ошибался и, осознавая недостойность своего поведения, отбыл по месту основного проживания, одним словом, «прощай, позабудь и не обессудь».

Осознание того факта, что Никита Романович решил трусливо покинуть Элеонору, привело к несколько странному результату: во-первых, возникло чувство некоторого облегчения от того, что не будет никаких выяснений отношений, а во-вторых, Нора поняла, что хочет есть. Она спустилась на первый этаж, удобно все-таки иметь магазин в собственном доме. Купив пакет дежурных пельменей и бутылку венгерского токая, вернулась к себе, быстренько отварила полуфабрикат, проглотила получившееся блюдо из слипшегося теста и чего-то, притворяющегося мясом. Никакого вкуса у этой биомассы не было, поэтому запивать съеденное вином совершенно не захотелось. Самым сильным желанием было настойчивое требование организма перевести его в горизонтальное положение и дать возможность немного поспать.

Проснулась Нора около двух часов следующего дня и, как ни странно, чувствовала себя прекрасно. В конце концов, всё вернулось в привычное русло одинокого существования. До конца отпуска остается еще две недели, можно позволить себе расслабиться, посидеть дома с любимыми книгами, а не готовиться к этим дурацким урокам. Мысли о школе сразу напомнили о том, что придется ежедневно встречаться с Никитой Романовичем и этой лахудрой Кларой Эдуардовной, которая будет смотреть на Нору с фальшивым выражением тайного сочувствия, что переводится с бабского языка как плохо скрываемая радость от того, что кому-то опять не повезло.

– Три часа дня. Вася должен уже прилететь. Правильно я сделала, что решила прекратить отношения. Не судьба! Да и все вокруг стали бы за спиной шушукаться, что старая кошелка связалась с молоденьким парнем, – Нора подошла к зеркалу. – Ну что я такое говорю? Я совсем не старая, да и Васька выглядит вполне солидно. Интересно, позвонит он мне или не позвонит: «ведь телефон-то рядом! Звони друг другу на дом!».

Нора прождала до поздней ночи. Вася так и не позвонил.

– Вот так, очередной облом в жизни!

Пригодилась купленная вчера бутылка токая. Нора, быстро опьянев, заснула в кресле перед телевизором. Разбудил ее телефонный звонок, на часах было пять утра.

– Элеонора Сергеевна? – в телефонной трубке звучал совершенно незнакомый женский голос.

– Да, я вас слушаю.

– Извините за столь ранний звонок. Меня зовут Ксения Александровна, я мама Васи Фельдмана.

– Доброе утро, Ксения Александровна. Что с Васей? Что-то случилось?

– Да, но сейчас уже самое страшное позади. Вчера по дороге из Пулково машина, на которой ехал Вася, попала в аварию. Его на скорой доставили в Институт Джанелидзе. Он был не пристегнут и ударился головой о лобовой стекло, потерял сознание. Сейчас уже лучше, мы с Аркадием Наумовичем смогли даже поговорить с Васей, и он попросил позвонить и передать, что очень любит вас и, как только сможет, позвонит сам.

– Я сейчас же еду в больницу! Это на Будапештской улице?

– Да, но ехать никуда не надо, Аркадий сейчас заедет за вами на машине.

– Ксения Александровна, прежде чем ваш муж заедет за мною, скажите, вы знаете, кто я? Точнее, вы помните меня?

– Да, Элеонора Сергеевна, сын мне всё рассказал, да, собственно говоря, я и так всё поняла после той истории с романом «Что делать?».

Аркадий Наумович приехал через полчаса. До института добрались быстро, утренние пробки еще не успели заблокировать движение по петербургским улицам. Ксения Александровна ждала, сидя на небольшом диванчике в холле. Она с нескрываемым интересом рассматривала Нору.

– Вы знаете, Элеонора Сергеевна, я помнила вас несколько иной. Вы тогда пытались казаться строгой, чтобы выглядеть старше своих лет, а были совсем девчонкой.

– Да, вы, наверное, правы. Я могу пройти к Васе?

– Немного позже. Сейчас его переведут в общую палату, и вы сможете с ним поговорить.

Нора почему-то испытывала чувство вины перед этой женщиной, хотя, собственно говоря, ну в чем она виновата? В том, что двое взрослых людей пытаются как-то найти общую точку опоры в этой жизни? В том, что она намного старше Васи?

– Элеонора Сергеевна, хочу вам рассказать про листок бумаги, который еще со школы висит у Васи над письменным столом. На нем написано только одно число, и это число 589. Сегодня ночью Вася мне рассказал, что это означает, а вы хотите знать?

– Раз вы спрашиваете, то, наверное, это имеет отношение ко мне. Да, хочу знать.

– Это имеет отношение к вам обоим. А число означает пять лет, восемь месяцев и девять дней.

– Поняла. Но я не знаю, бояться мне этого или нет.

– Я тоже не знаю, но решать только вам. Уже половина восьмого, Аркадий Наумович показывает, что можно пройти в палату.

***

Через два дня Василия решили выписать из института скорой помощи, отправив домой с предписанием соблюдать постельный режим и обязательно посещать поликлинику по месту жительства. Правда, как можно совместить высиживание в многочасовых очередях в поликлинике с нахождением в постели, никто не объяснил. Аркадий Наумович, приехавший за сыном, обнаружил в больничном коридоре спящую в кресле Элеонору Сергеевну. Первым желанием было сделать вид, что он ее не заметил и пройти мимо, но поступить так означало бы совершить бесчестный поступок, за который потом будет стыдно.

         Аркадий дотронулся до Нориного плеча:

– Доброе утро, Элеонора Сергеевна, я приехал за Василием, его сегодня выписывают.

– Доброе утро. Я знаю, поэтому и сижу тут. Аркадий Наумович, пожалуйста, отвезите Васю ко мне домой, я сумею о нем позаботиться. Надеюсь, что Ксения Александровна не будет возражать.

– Вряд ли ей это понравится, но я постараюсь договориться.

– Спасибо вам!

Васино состояние было вполне сносным, если не считать того, что при ходьбе начинала кружиться голова, а под бинтами скрывались операционные швы. Так как расстояние от больничного корпуса до парковки составляло не менее нескольких сотен метров, то пришлось попросить у местных санитаров кресло-каталку, которое и было предоставлено напрокат за небольшую плату.

Дома Нора заранее приготовила постель в бывшей комнате родителей. Васька забрался под одеяло, после чего заявил, что теперь он будет долго-долго болеть, чтобы никто его не смог извлечь из квартиры его самой любимой учительницы.

Ксения Александровна несколько раз приезжала к сыну, привозила вкусные жареные пирожки с мясом. Каждый раз при встрече с Васиной мамой Нора чувствовала себя провинившейся школьницей, которой предстоит отвечать невыученный урок.С этим надо было что-то делать, в конце концов это она здесь учительница, хотя в таких делах не бывает ни учеников, ни учителей.

Прошла неделя, Васька окончательно оклемался, стал ходить на работу, при этом каждый вечер возвращаясь к Норе. Он безапелляционно заявил, что раз уж все так само сложилось, то теперь они с Норой обязательно поженятся, обзаведутся детьми и будут жить долго и счастливо. Одним словом, «Позовите, девки, гармониста».

Элеонора в ответ неопределенно кивала, не решаясь сказать ни да, ни нет. Конечно, отношения зашли достаточно далеко, но заключение официального брака, по мнению Норы, качественно меняло ситуацию: «Жениться хорошо, да много и досады».

Начало нового учебного года в школе ознаменовалось шумихой, поднятой в какой-то газетёнке вокруг фальшивого кандидатского диплома директрисы. Дескать, она предоставила недостоверные сведения о своей ученой степени. Пришлось срочно переделывать документы и удалять оттуда номер диплома. Нет номера – нет и недостоверных сведений, а на слишком ретивых журналюг лахудра накатала исковое заявление в суд за клевету. Пусть оправдываются, тем более что Клара Эдуардовна теперь не просто депутат, а доверенное лицо очень большого руководителя.

Никита Романович всеми силами избегал встреч с Элеонорой, в учительскую практически не заходил: отсиживался в лаборантской комнате при кабинете физики. Он, видимо, предполагал, что Нора может начать выяснять отношения, и не знал того, что его место уже бесповоротно занято.

До наступления ноября с его мерзостной погодой оставалось еще целых полтора месяца, которые Элеонора собиралась посвятить походам по музеям. Вася мученически переносил процесс приобщения к культурным ценностям, отправляясь каждое воскресенье знакомиться с очередным объектом всемирного наследия.

Зато, отбыв повинность по ликвидации культурной безграмотности, Вася находился в ожидании того, что вечером ему в качестве благодарности предстоит романтический ужин со свечами, тихой музыкой и потрясающим продолжением. Нора быстро освоила все женские хитрости по удержанию мужчины: «возьму коня, отдам коня за полмгновенья с человеком». Конечно, не обошлось без консультаций, которые в качестве мастер-класса проводила Олька Аверьянова. Сама Оля посчитала, что выходить замуж четвертый раз нецелесообразно, однако твердо решила «приватизировать» Петра Алексеевича вместе с квартирой, предварительно расцарапав физиономию его секретарше.

Ноябрь наступил одновременно с беременностью. Отвратительная погода в сочетании с токсикозом не прибавляли радостных эмоций. Вспомнились стихи, написанные несколько лет назад бессонной зимней ночью тогда еще студенткой университета Элеонорой Олениной:

Меня тревожат будущего страхи,
Они придут, не позвонив,
Как черные платки монахинь
Мой мир от солнца заслонив.

Неожиданно на помощь загрустившей Норе пришла Ксения Александровна, которая мобилизовала своего супруга на оказание моральной и материальной поддержки.

Как выразилась почти свекровь:

– Нечего вам, Элеонора Сергеевна, соблазнять своим беременным пузом старшеклассниц на неправильные поступки. Аркадий поможет вам устроиться на должность литературного редактора в очень престижный питерский журнал. Со связями моего супруга это не проблема. Современные редакторы работают на дому за компьютером, хоть лежа в постели, хоть качая люльку.

Аркадий Наумович, несмотря не сопротивление лахудры, сумел быстренько уволить Элеонору из школы и трудоустроить ее на новое место.

С приближением католического Рождества Нора испытывала нарастающее желание провести несколько праздничных дней в Тампере. И причина этого заключалась вовсе не в том, чтобы потолкаться по рождественским ярмаркам и попробовать разные вкусности, а в стремлении познакомить маму и отчима с Васей, а заодно рассказать им о переходе в новое качество бабушки и дедушки.

Оказалось, что в Финляндии еще темнее и холоднее, чем в Питере, поэтому почти целую неделю провели, не выходя из дома. Вася и Кюости быстро нашли общий язык, играя в шахматы и употребляя в перерывах между партиями ирландский виски.

Мама рассказывала про то, как они с отцом ждали рождения Норы, и как жаль, что папа не дожил до рождения внука.

– Или внучки, я хочу девочку, – Нора почему-то была уверена, что родится девочка, хотя про пол будущего ребенка еще ничего не было известно.

В Петербург Элеонора Сергеевна возвратилась в хорошем настроении. В общем, несмотря на зимнюю слякоть и пронизывающий ветер с Невы, Норе казалось, что жизнь начинает улыбаться и можно надеяться, что ангел-хранитель не покинет ее, что после февраля и марта наступит апрель, будет тепло и много света, а в июле родится дочка, которой она будет читать свои любимые стихи, и в этих стихах не будет места для тьмы, заслоняющей мир от солнца.

         * «Васька» – разговорное название Васильевского острова.

         ** Санкт-Петербургский Научно-исследовательский институт скорой помощи им. И.И. Джанелидзе.