Я хватаю его за руку, он выдергивает ее и продолжает идти дальше, не обращая на меня внимания. А я тащусь сзади, всхлипывая и приговаривая - ну, хочешь я земли поем? Потом присаживаюсь к дереву, выковыриваю ком земли и сую ее в рот. "Вот, видишь, я ем землю! Опять не веришь?" Но он не видит, он ушел далеко вперед. И я, к радости, не вижу себя, потому что в этот момент представляю жалкое зрелище.

Иду, плачу, плююсь землей. Он шагает все быстрей и быстрей. Я останавливаюсь, надеюсь, что он хотя бы оглянется. Нет, его фигура удаляется и растворяется в темноте. Только слышны шаги, звук которых тоже скоро тает в ночи.

Незнакомый район, унылая провинциальная улица с скособоченными домишками, в которых все уже давно спят.

Я, на нелепо высоких каблуках, с грязным от земли ртом, растрепанная и с распухшим от слез лицом, легкая добыча для маньяков, или просто хулиганов. И очень хочу именно сейчас несчастья на свою голову. Чтобы было еще хуже, чтобы смерть прямо здесь настигла меня.

Как хорошо, что у домов есть завалинки. На них можно сидеть и смотреть на пустую дорогу, или на звезды. Роюсь в сумке в поисках носового платка. Почему меня не приучили с детства следить, чтобы он всегда был на месте?

Платок с легкостью заменяет бумажка с чьим-то телефонным номером. При скудном свете фонаря стараюсь рассмотреть, чей это номер, потом понимаю, что человек, приговоренный самим собой к смерти, так себя не ведет перед уходом из этого мира. Пытаюсь привести себя в порядок, но начинаю смеяться, представив, как меня найдут уже мертвую с полным ртом земли. Да, бывает и такой конец романтических отношений. Сразу пойдут по городу слухи, что вот гражданка N свела счеты с жизнью, обожравшись чернозема. Не замечаю, что уже смеюсь во весь голос. Зато замечают хозяева дома, на завалинке которого я сижу.
- Мадам, а вы не охуели так ржать?
В раскрытой створке маячит небритая физиономия мужика. Я встаю и быстро иду подальше от неприятностей, которых так жаждала еще несколько минут назад.